Прошли часть Цветного бульвара, перешли Садовое кольцо под Самотёчной эстакадой и направились по Екатерининскому скверу с сторону парка ЦДСА – там было как-то тише и прохладнее, чем в наших намертво заасфальтированных переулках.
Через полтора часа я уже открывала дверь в квартиру. Прямо напротив входной двери у нас висело большое зеркало. В зеркале я увидела счастливую Настю у себя на плечах… с кольцом «Краковской» колбасы в одной руке и с небольшим пакетиком чипсов в другой. Волшебство какое-то! Откуда?!
Потом поняла: под Самотёчной эстакадой в те годы традиционно ночевали дальнобойщики. Когда мы возвращались обратно, один из них решил пообщаться с Настей. Наверное, Настина улыбка и готовность «поговорить», а может, и мои коротенькие шорты и босоножки на каблуках «заработали» нам ужин.
Долго мы на колбасу и чипсы не смотрели – мы оставили половину «Краковской» на завтрак, а другую половину немедленно съели. Я жевала и думала:
– Мы это честно заработали.
Но больше просто радовалась колбасе и была благодарна Настасье. Уснули сытые.
Так что же тактильный контакт с Настей? Куда он подевался? Мне как-то трудно стало её обнять, поцеловать, прижать к себе. Бывало, что и дотрагиваться не хотелось. А может, у нас с ней его всегда было недостаточно? Всё её детство я была озабочена ежедневно только одним: как выжить. В таких условиях на «телячьи нежности» я просто не была способна. Конечно, это преступление с моей стороны: ведь по сути дела весь мой «контакт» заключался в том, что я брала ребёнка на руки, чтобы перенести его с места на место.
А ведь Насте этого было явно недостаточно.
Сейчас мы с Колькой пытаемся исправить ситуацию: по вечерам мы залезаем на наш большой диван и обязательно берём обеих девочек к нам – просто так, чтобы всем вместе поваляться, прикасаясь друг к другу.
Мои родители никогда не брали меня с собой в постель. Мне кажется, им это даже в голову не приходило. Наоборот, они как-будто даже охраняли своё пространство от меня. А бабушка – та вообще гнала меня от родительской кровати, считая моё столь близкое присутствие проявлением невоспитанности.
Как-то ночью, испугавшись чего-то, я залезла к маме по одеяло (мама забирала меня от бабушки к себе по выходным), на самый край её половинки кровати. Упала, больно ободрав нос о ковёр и больше никогда-никогда попыток поваляться с родителями вместе не делала.
Я вообще до своей мамы не дотрагивалась долгое время. Впервые мне захотелось её коснуться уже тогда, когда мне было 14 лет, и я начала встречаться с Андреем Морозовым. По-моему, он как-то невольно прорвал эту плотину моего физического отчуждения от маминого тела, и я впервые сама взяла её под руку (мы тогда ехали с ней и с дедушкой на троллейбусе мимо Марьинского Мосторга).
Сейчас,