– В вашем распоряжении, поручик, полчаса. Отдышаться, залатать гимнастерку, вырезав лоскут из нижней ее части, а главное, застирать кровь на воротнике.
Штубер еще раз осмотрел пулемет, повозился с ним, чтобы лучше освоиться с русским оружием, проверил пистолет. Из вещмешка, который ему перед заброской выдали вместо привычного немецкого ранца, он достал кобуру с русским пистолетом и пристроил ее к ремню. Оттуда же он извлек красноармейскую офицерскую фуражку.
– Так с какой это стати вы решили стать добровольцем доблестного вермахта? – поинтересовался он, надев фуражку и полюбовавшись на себя в маленькое дамское зеркальце. – Неужели столь сильно прониклись духом национал-социализма?
При слове «социализма» Розданова буквально передернуло.
– Какого еще социализма? – презрительно процедил он, стаскивая с себя гимнастерку.
– Национал, поручик, национал… батенька. Но социализма. По Марксу – Ленину определяемся, – осклабился оберштурмфюрер СС. Так что с большевичками вашими нам больше по пути, нежели с вами, отрыжкой капитализма.
Розданов понимал, что германец откровенно издевается над ним, но сейчас не время для ораторских диспутов.
– Я уже объяснил: немецкая армия меня интересует постольку, поскольку она совершает поход на Россию.
– Это не поход, поручик. Это война. После которой от той, прежней вашей России останутся лишь смутные воспоминания.
– От этой, прежней нашей России, оберштурмфюрер, уже давно остались только воспоминания. Поэтому я и пришел в ваше воинство, что хочу возродить ту, нашу, Россию.
Штубер снисходительно ухмыльнулся.
– Это вы, Розданов, о той, «единой и неделимой», которой все наши эмигранты буквально грезят?!
– Да, о той.
– Ну, знаете… Не советовал бы заблуждаться на сей счет, – проговорил он, внимательно осматривая хорошо открывавшийся из дверного проема склон долины. – Но если вы истинный офицер, – тут же решил подсластить преподнесенную Розданову пилюлю, – то конечно же сумеете влиться в немецкое офицерское братство. Возможно, даже станете офицером войск «зеленых СС». В конце концов, вы служите в лучшей, дисциплинированнейшей и преданнейшей своей государственной идее армии. Вы не могли не понять этого. Ну а в случае победы, когда с большевиками будет покончено, вы тоже не будете забыты, поручик. Надеюсь, хоть что-нибудь да осталось в России от вашего бывшего имения?
– Вряд ли.
– Ничего, отстроите. Как офицеру, вам выделят гектар-другой земли.
– Меня не жадность ведет сюда, оберштурмфюрер…
– А ненависть.
– Точнее будет сказать – месть.
– Если вы ожидаете, что я начну распространяться по поводу того, что ненависть – плохая советчица, то зря. Ненависть – святое чувство, способное повести воина на любой подвиг. Но только воина. Если же она становится