– Не понял? – строго переспросил Беркут. – Объясни-ка мне, темному армейскому офицеру, что значит «нейтралитет» и как ты собираешься придерживаться его, сидя здесь, на скале, посреди оккупированной земли, нашпигованной немцами, румынами, полицаями и прочими союзниками-пособниками?
– А так вот и собираюсь: молча, в терпении и молитвах.
– Неясно выражаешься, рядовой. Форму красноармейскую ты пока что не снял. Капитуляции тоже не было.
– А зачем ее снимать? Удобная, прочная, к оружию и к житью солдатскому приспособленная. Без нее в этих божьих пустошах не обойтись. Еще и комплект в запасе имеется, вместе с портянками и котелками. Как у порядочного ротного старшины.
5
Отшельник поднялся, перешел в соседнюю пещеру и через некоторое время вернулся оттуда с котелком какой-то кипящей жидкости. При этом Беркут с удивлением увидел, что хомуток котелка он держит голой рукой. Только поставив его на стол, Орест нашел какую-то тряпицу, снова подхватил его и, отцедив воду, высыпал сварившуюся в нем картошку в мундире прямо на доски. Сюда же он выложил добытые откуда-то из-под лежака лук, соль, полбуханки черствого ржаного хлеба и пару плиток немецкого шоколада.
– Хлебом-луком тебя, понятное дело, обес-печивает некая сердобольная молодка. А галеты, оружие? Трофей? Значит, все-таки воюешь понемногу?
– Граблю их, фрицев, по правде говоря. Человек десять обозников на тот свет откомандировал – что было, то было. Так что кое-какие припасы имеются. Но ведь грабить этих мародеров, скажу тебе, не грех. А во всем остальном – плевать мне на вашу войну. Хоть перережьте друг друга. Я свое отвоевал.
– Ну, ты, парень, ещё тот наглец.
Отшельник снял висевшую на гвозде немецкую флягу, отвинтил колпачок, поболтал и блаженно улыбнулся:
– То ли коньяк, то ли ром ихний… Дерьмо дерьмом, и привкус клоповый… но запах для дури имеется. При всей своей жадности, парой глотков могу угостить.
Когда Отшельник разливал коньяк в изогнутые алюминиевые кружки, Беркут обратил внимание, что одна из них под самым верхом была разворочена пулей или осколком. А ещё успел заметить, что инициалы на ней нацарапаны славянскими буквами.
«Возле убитых красноармейцев подобрал, – с неприязнью подумал он, глядя на довольно холеное лицо Отшельника. – Шкура мародерская».
– Где и когда ты дезертировал? – прямо спросил он, не притрагиваясь к своей кружке.
– И, если я действительно дезертировал, то пить со мной ты уже не станешь, так, что ли?
«Если дезертировал – мы будем судить тебя, – мысленно ответил Андрей, не сводя взгляда с Отшельника. – Сейчас, здесь, в тылу врага. Перед строем солдат, которых ты своим “нейтралитетом” ежедневно предаешь».
Андрей мог бы высказать ему все это и вслух. Но многие месяцы, проведенные в тылу врага – встречи с людьми, судьбы которых не укладывались ни в какие известные ему довоенные рамки бытия, опыт общения со многими заблудшими, оказавшимися, кто в добровольном плену,