– Вроде бы палят, – согласился Беркут, прислушиваясь к орудийной и пулеметной стрельбе, доносившейся из леса, который недалеко отсюда, за северной окраиной села, подступал к Лазорковой пустоши. – И где же эта ваша пулеметная точка?
– На чердаке сарая. Крыша там разрушена. Обстрел великолепный.
Беркут и Мазовецкий переглянулись. Каждый из них подумал сейчас об одном и том же: если бы пулеметчики дежурили на своей точке, а не дремали в доме, или слонялись по двору, они видели бы все, что происходило на дороге возле каньона. Но уж то, что будет происходить там через несколько минут, они непременно заметят. И огнем поддержат карателей.
– Молодцы, хорошо придумано, – сказал Беркут, отворяя полуразвалившуюся калитку и проходя мимо солдата во двор. Мазовецкий сразу же последовал за ним, незаметно кивнув при этом Горелому. Тот поднялся со своего сиденья, прошелся вдоль ограды, посматривая, нет ли кого поблизости и, вернувшись к мотоциклу, остановился у коляски, возле закрепленного на турели пулемета.
– Унтер-офицер на чердаке? – поинтересовался тем временем Беркут у шедшего за ним рядового.
– Никак нет, господин обер-лейтенант. Ушел в село. У него там свои дела. Заодно принесет завтрак.
– Хозяйка отказывается кормить вас? – улыбнулся обер-лейтенант.
– С хозяйкой нам не повезло. Ее просто нет. Был только старик-хозяин.
– И где же он сейчас? – весело спросил Анд-рей, уже входя в дом.
– Закопали в огороде… Он оказался слишком подозрительным. И неприветливым. Явно был связан с партизанами.
– Так вы что, сами судили и сами повесили его?
– Да нет, – охотно объяснил солдат. – Отто, ну, унтер-офицер, просто-напросто забил его насмерть. Ногами. Немного выпил, конечно. Чем меньше остается этих русских, тем спокойнее.
– И вы что же, без суда, без разрешения командования убили старика? Даже не доложив об этом командиру? – не повышая голоса и ничуть не удивляясь услышанному, безразличным каким-то тоном спросил обер-лейтенант, вежливым жестом приглашая солдата войти.
– Но… Я не знаю. Наверное, унтер-офицер доложит, – немец уже понял, что сболтнул лишнее. Худощавое, прыщеватое лицо его, на котором едва пробивался первый пушок, покрылось сероватыми пятнами бледности. – Старика действительно стоило убрать. Живет на краю села, возле леса… Здесь каждый второй помогает партизанам.
– А вы бы хотели, чтобы каждый второй житель села встречал вас объятиями? Сдать оружие!
– Простите?..
– Я сказал: сдать оружие! Ваша фамилия?
– Венцмайер, господин обер-лейтенант. Но ведь я же… Если этого старика нельзя было убивать… Так ведь это не я. Мне приказал унтер-офицер.
– Так все-таки убили вы? Лично вы?
– Нет, просто я тоже ударил его… Всего несколько раз. Но, знаете ли, старик… – Пока он все это объяснял,