«Джон Микел, 1940–1984», – было написано под последним портретом.
– А что случилось с ним? – прошептал Митч.
– Пожалуй, самый трагический случай. У него было не все в порядке со здоровьем, сказывалось постоянное напряжение. Он много пил и уже перешел на наркотики. Жена ушла от него, был безобразный развод. Фирма в шоке. После десяти лет работы он начал бояться, что не станет компаньоном, выпивки участились. Мы потратили целое состояние на лечение и психиатров, но все зря. Он впал в депрессию, начал думать о самоубийстве. Написал на семи страницах прощальное письмо и сунул дуло в рот.
– Это ужасно.
– Еще бы.
– Где его нашли?
Эйвери откашлялся, повел глазами по залу.
– В твоем кабинете.
– Что?!
– Да, но потом все было вычищено.
– Ты смеешься!
– Я говорю серьезно. С тех пор прошли годы, и кабинетом твоим пользовались неоднократно. Все нормально.
Митч потерял дар речи.
– Ты ведь не суеверен? – спросил Эйвери с неприятной ухмылкой.
– Конечно, нет.
– Может, мне стоило сказать тебе об этом раньше, но мы как-то не заговаривали на эту тему.
– Я могу поменять кабинет?
– Безусловно. Провались на экзамене, и мы переведем тебя к младшему персоналу в подвал.
– Если я провалюсь, то только из-за вас.
– Согласен, но ты же не провалишься, так?
– Если этот экзамен сдавали до меня, то и я сдам.
С пяти до семи утра в фирме Бендини было тихо и пустынно. Натан Лок прибыл около шести, сразу прошел в свой кабинет и закрыл дверь. В семь начали приходить сотрудники, стали слышны голоса. К половине восьмого почти все были на своих местах, за исключением нескольких секретарш, а в восемь кабинеты и залы были полны, кругом стоял привычный хаос. Заставить себя сосредоточиться становилось все труднее, отрывали от работы постоянно, телефоны звонили непрерывно. В девять часов все юристы, младший персонал, клерки и секретарши сидели за своими столами или по крайней мере считались приступившими к работе.
Митч дорожил возможностью побыть в одиночестве в ранние утренние часы. Он поставил хронометр на полчаса вперед и будил Датча в пять, а не в полшестого, как прежде. После двух чашек кофе он проходил по темным коридорам, щелкая выключателем и осматривая здание. Временами, когда погода была ясной, он любил постоять у окна в кабинете Ламара, любуясь восходом солнца над гладкими водами Миссисипи, считая баржи, тянущиеся за буксиром, медленно ползущим вверх по течению, следя взглядом за крошечными грузовиками на мосту, виднеющемся вдалеке.