Толпа подалась назад. Сварожьи дети, даже в хмельном угаре божьего гнева, не рвались на верную смерть.
Но тут вперед вышел главный сварг.
– Отдай нам сына своего, варяг! – громко, так чтобы услышали все, закричал он. – Отдай своего сына богу – и мы более никого не тронем!
– Деревяшка твой бог и ничего более! – прогудел воин. – Един Бог над нами, и имя ему Иисус Христос!
– Ну и где твой бог? – насмешливо заорал сварг. – Что-то я его не вижу! Что ж он не придет и не покажет себя?
Толпа одобрительно зарычала и прихлынула поближе, но сварг тут же раскинул руки, останавливая ретивых. Ему вовсе не хотелось, чтобы его вытолкнули под мечи варягов.
– А где твой бог? – заорал в ответ воин. – Он хочет моего сына, так пусть придет и возьмет! А вы что тут делаете?
– Они так до вечера проболтают, – проворчал викинг по прозванию Рваная Щека. – Пойдем-ка пособим! – И стал проталкиваться вперед, грубо расталкивая толпу. Остальные нурманы последовали за ним.
Клин викингов легко пробил себе дорогу. Передние даже сами потеснились, пропуская нурманов. Уж эти варягов не испугаются. Сами такие.
Но викинги драться не стали. Рваная Щека только глянул на мужей в сенях и понял, что позиция у них – выигрышная. И в сам дом тоже не войти – окна высоко и узкие. Опять-таки опыт подсказывал, что в окнах этих не девки сладкие поджидают, а варяжские трэли с луками. Дом можно было поджечь, но как тогда грабить?
Рваная Щека еще раз оценил положение, и опыт тут же подсказал ему, что следует делать. Пара слов, брошенных другим хирдманам: викинги разошлись в стороны, подступили к сеням сбоку и разом обрушили топоры на резные столбы, на которых покоилась крыша. Действовали северяне быстро, умело и дружно, так что сени рухнули в считаные мгновения, погребя под собой храбрых защитников.
Тут уж и толпа ринулась вперед. Сбитых с ног придавленных варягов долго били и топтали…
…А нурманы тем временем уже проникли внутрь, разбились на пары, разбежались по дому и начали убивать. Но убивали – расчетливо. Только тех, кто вставал на дороге. Тех, кто не сопротивлялся или прятался, – не трогали. Понимали – времени в обрез.
Вон, сверху, из Детинца, слышен стон тревожного била.
Снаружи еще дотаптывали варягов, а Рваная Щека уже держал за горло хозяйскую дочь, а ее мать поспешно складывала ценности в бугристые от мозолей лапы нурманов…
Закончили быстро. Брали только золото, серебро и самоцветы, на мелочь не разменивались. Может, и осталось что-то в схоронках, да времени (нурманы это нюхом чуяли) осталось – чуть.
Рваная Щека отшвырнул полузадушенную девку, мамаше дали кулаком по затылку, чтоб не вопила, и ушли. Дом покинули через крышу, потому что окна были слишком узки, а в сенях толпа всё еще терзала уже мертвых варягов.
С крыши дома нурманы махнули на сеновал над конюшней (под открытый навес), соскочили на землю и, расталкивая