И Тимон, то и дело сбиваясь от волнения, рассказал увиденный утром сон.
– Знал бы, что тебе такое снится, ни за что не стал бы будить, – выслушав Тимона, виновато произнёс Фокрит. – Бывает… Не обессудь.
– Да я что… Я ничего… Дядюшка Фокрит, я теперь только и думаю о рассказе Лемоха. Не знаю, хорошо ли это или плохо, но самая сокровенная теперь моя мечта – это попасть на Игры в Олимпию и стать олимпиоником. Я почему-то уверен, что непременно стал бы им. Ты можешь себе представить такое? Ведь Ольвия никогда ещё не имела своих олимпиоников. Я был бы первым…
– Мечта, конечно, заманчивая, – задумчиво протянул Фокрит. – Но ты помнишь, что говорил Софон? А Софон знает, что говорит, – его брат был известным атлетом. Чтобы по-настоящему хорошо бегать, говорил Софон, надо много тренироваться. Тренироваться, разумеется, под руководством знающего человека. А это значит что? Это значит, что нам с тобой придётся всё-таки сходить в гимнасий. Кто, кроме них, сможет тебе помочь? Никто. А вдруг возьмут и примут? Завтра же и сходим…
Гимнасиарх, пожилой величественный старик с венчиком белых пушистых волос вокруг лысой, как шар, головы, встретился Фокриту и Тимону при входе в гимнасий.
– Высокочтимый гимнасиарх! – соблюдая принятые в Ольвии нормы общения с высокопоставленными персонами, начал Фокрит. – Мой раб Тимон – уникальный мальчишка. Он бегает быстрее… даже не знаю, с кем его сравнить. У него редкие способности к бегу. Но я знаю, что для того, чтобы стать настоящим бегуном, а тем более – олимпиоником, этого недостаточно. Нужны регулярные занятия под руководством знающего учителя…
– Так ты, почтенный Фокрит, считаешь, что твой раб должен непременно стать олимпиоником? – в голосе гимнасиарха слышался нескрываемый сарказм. – А знаешь ли ты, уважаемый Фокрит, что Ольвия никогда ещё не имела победителя атлетических Игр в Олимпии? А кроме того, должен поставить тебя в известность, что рабы к участию в Олимпийских играх не допускаются. Так же, как и в гимнасии. Развращение рабов добром обычно не кончается.
Давая понять, что разговор окончен, гимнасиарх величественно кивнул головой и повернулся к двери.
Задетый за живое Фокрит, забыв о правилах общения с высокопоставленными персонами, бросил ему в спину:
– Ничего удивительного, что Ольвия не имела своих олимпиоников! При таких-то гимнасиархах…
Старик сделал вид, что не расслышал слов Фокрита, и, не меняя надменного выражения на лице, скрылся за дверью гимнасия.
– Старый напыщенный индюк! – не мог уняться раздосадованный Фокрит. – Идём, сынок, отсюда!
У выхода из двора гимнасия Фокрита и Тимона догнал мужчина в тонком голубом хитоне – пожилой, худощавый, мускулистый, с красивой проседью в густых и чёрных, как смоль, волосах.
– Бегун? – вместо приветствия ткнул он пальцем в живот Тимона.
– Бегун. А что? – растерянно захлопал глазами мальчишка. – Откуда ты знаешь?
– Мне бы не знать! – хмыкнул мужчина. –