– Люба, люба, Радушка! Люба, голубушка! Да только какой я жених тебе, старый пришлый воин.
– Какой же ты старый. Ты у меня молод да красив, на всем белом свете нет краше и сильнее тебя.
– Эх, голубушка ты моя!
Мечеславу стало трудно дышать, он развернулся и побежал.
– Мечеслав, ты?! – окликнул его голос Орма.
Но Мечеслав не отозвался, он бежал и бежал, не видя ничего и не ведая куда.
Бежал от обиды, от ревности, от неразделенной любви. Холодный жестокий ветер бросал мокрый снег ему в лицо, поскользнувшись, он упал лицом в сугроб. Тяжело дыша и сжав кулаки, он стал колотить ими по снегу, стараясь забыть Раду, Орма, их голоса:
– «Ормушко, любый мой!» – «Эх, голубушка ты моя!»
На следующий день в молодечной к нему подошел Орм:
– Здравствуй, брат! Не ты ли это вчера от Лычковой избы бежал?
Мечеслав, отведя в сторону взгляд, промолчал.
– Любы мы с Радой друг дружке, вина моя, что не молвил тебе о том. А что боль я сердцу твоему причинил, за это не обессудь, не ведал я, что ты тоже… – Орм запнулся, положил руку на плечо побратима, Мечеслав дернулся, сбрасывая ее. Орм постоял около него, но, так и не дождавшись ответа, вышел из молодечной, оставляя Мечеслава наедине с горькими думами и противоречивыми чувствами.
Глава восьмая
И рече Володимер: «Се не добро, что мало городов около Киева». И нача ставити городы… И нача набирати мужи лучшие от словен, и от кривичь, и от чуди, и от вятичь, и ими населил грады, ибо была рать с печенеги.
Потянулись неторопливо холодные зимние дни, и были они похожи на душу Мечеславову, которая, оставшись одна на всем белом свете, заледенела от потерь, от скорби, от жестокости этого мира, спряталась куда-то глубоко-глубоко, как прячется от мороза все живое. Но ничто не стоит на месте, все родится, крепнет, а затем стареет, ветшает, разрушается и вновь возрождается в чем-то другом. Вот и после холодной зимы пришел месяц березень, Ярило согрел своими объятьями землю-матушку, и проснулась она, возрадовалась, освободилась от снега, зажурчала веселыми ручьями. Постепенно, как бы нехотя, оттаяла и душа Мечеслава.
Князь же Владимир собрался идти на булгар волжских да на хазар. Засобирались и Мечеслав с Сахаманом. Мечеслав – чтобы уйти подальше от Рады, Орма и их счастья, а Сахаман – в надежде края родные увидеть, род свой и матушку повстречать. Но не суждено было мечтам их сбыться. Отправили друзей с сотней воинов совсем в другую сторону, в Дикое поле. За старшого поставили Ратшу, одного из другов Ормовых. От него они и узнали:
– Князь на булгар серебряных уходит с дружиной, да опасается, как бы печенеги разор не учинили, покуда его нет. Порешил он степные рубежи укрепить, а потому собирайтесь в путь, добры молодцы!
Вскоре отряд, покинув Киев, двинулся к кону, незримо разделявшему земли русские и степь. Мечеслав посмотрел на ехавшего с угрюмым лицом Сахамана, спросил:
– Ты чего кручинишься, друже?
Сахаман с обидой в голосе сказал:
– Нет мне веры!