Мой отец, который сохранял самообладание во время самых сложных операций, едва не лишился чувств. Он побагровел так, что даже вена на его виске вздулась и запульсировала. Мне показалось, что у него сейчас случится удар и я стану причиной его смерти.
«Болван! – орал он. – Ты что, вообразил себя вторым Пикассо? Будешь всю жизнь картинки малевать?» В общем, разговора тогда не получилось. Но мой отец не из той породы людей, что отказываются от цели при первом же препятствии. Едва остыв, он извинился передо мной и начал обработку уже в другой манере. «Художник – это не профессия, сынок». – «Что же это такое?» – «Баловство – вот что. Профессия должна кормить человека. Тем более ты – мужчина. Настанет время содержать семью, что ты сможешь предложить жене и детям? Свои картинки?» – «А почему бы и нет? Картины, между прочим, тоже продаются и покупаются». – «Я тебя умоляю! Опустись на землю. Все художники – романтические чудаки, которые живут на гроши в жутких условиях, и если получают признание, то только после смерти». Я в корне был с ним не согласен, но он шел в наступление, как танк, подминая гусеницами мои надежды. «Мне даже сказать кому-нибудь будет стыдно. Мой сын работает... о боже! Художником! Это все равно что признать то, что ты у меня – лоботряс и бездельник». Однако странное у моего отца было мнение о работе художника! «Я так долго мечтал, что ты, когда вырастешь, станешь врачом-онкологом». – «Онкологом? – испугался я. – Это что, лечить рак?» – «Тебе не нравится? Хорошее перспективное направление. Там можно неплохо устроиться. Главный врач окружного диспансера – мой давний друг». – «Пап, конечно, спасибо тебе за заботу. Но рак?! Кошмар какой-то. Боюсь, не потяну». Через два дня отец капитулировал, но не до конца. «Черт с ней, с медициной! –