Агата, обрадованная, что не обманула заступница, ухватила широкий луч, потянула через все тело, раскручивая, – в тело сына. И вдруг, нежданно-негаданно, неведомо как, белый поток – царский подарок матушки-заступницы – взвихрился, плеснул. Тело отозвалось болью, вспыхнул, занялся пламенем страх.
Луч стал шире, разлился светлой рекой – едва вмещается в груди. Плещется, ходит волнами в скрученном болью нутре. Земля зашлась под ладонью мелкой дрожью. Так лошадка дергает блестящей шеей, стараясь согнать овода. Луч – уже не подарок, насильно взятое, без согласия – ударил в тело Якубека, подбросил над землей, выплеснул из груди речную воду. Вскрикнул за спиной Тадек. Не белые искры – радужный сноп огней осыпал и мать, и сына, и его товарища. В одно мгновение пожухла кругом трава, налились сиянием камни…
И стихло.
Агата, перепуганная, измученная, упала Якубу на грудь.
Дышит?
Дышит.
Захрипел, кашляя. Заморгал мутными глазами, где еще плясал, корчился страх.
Жив. Нехотя отпускала тревога, разжимала когти. Да что-то саднило, кровоточило, не позволяло выскочить из сердца штопальной игле дурного предчувствия.
У безносой Погибели глаза цвета радуги, а плащ – небо, в одной руке ее ветер-копье, в другой – щит-облако. Копьем терзает она грудь Земли, а щитом от лесного ее воинства заслоняется.
Вспомнится же иногда…
Еще в детстве рассказывала нянюшка Агате о Смерти-Погибели, небесной воительнице, земной супротивнице. Но не ведала Агата, что самой придется с ней свидеться, против нее выстоять, сына от Цветноглазой оборонить.
Отступила Безносая, провела копьем по вершинам елей. Расщепился ветер о сотню зеленых пик, полетел рваными клочьями во все стороны облачный щит. Расстелилось до самого края небо, чистое, как взгляд младенца.
Якуб приподнялся на локтях. Тадеуш тотчас подхватил его, а Агата размахнулась да от всей души приложила воскресшего по бледной щеке:
– В иной раз, как пожелаешь с Безносой в догонялки бегать – на мать не рассчитывай! Не пастух безродный, не деревенский олух – ты будущий князь. Твоя дурная голова – всему уделу погибель!
Кубусь пустился было в оправдания. И все же держал еще страх, стоял комом в горле – и вышел у княжича лишь сип да хриплое карканье.
Агата поднялась – гордо, по-господски, так что всякий, увидев ее, тотчас понял бы – хозяйка перед ним, владычица, княгиня. Махнула рукой Тадеку, приказывая идти впереди, оставить одного бестолкового княжича. Пошла, степенно ступая по рыжей, вырванной колдовством траве. Не обернулась.
Авось поймет, обидится бестолковый сынок, да от обиды и поумнеет.
В лесу, впереди, виднелся белый Элькин сарафан. Рядом – пестрая душегрейка няньки. Эльжбета и рада была броситься со всех ног к матери, да охромевшая наставница мертвой хваткой вцепилась в ее руку, ковыляла, сжав зубы.
Агата улыбнулась вымученно, успокаивая обеих. Мол, миновала беда,