Комиссарша самоотверженно трудилась на ниве раскрытия кровавых преступлений и получала новые похвалы и знаки отличия. А вот в личной ее жизни просвета не было. Как заявил Эльке знакомый психоаналитик, она просто не способна к долговременным серьезным отношениям, поскольку испытывает перед ними непреодолимый страх. Кто знает, может, в словах психоаналитика и содержалась доля правды, но дело было скорее в ином: Элька день и ночь пропадала на работе и была готова пожертвовать сном, выходными, отпуском и праздниками ради расследования очередного злодеяния. Ее подругам подобное быстро надоедало, и раз за разом повторялась одна и та же ситуация: комиссар Шрепп, вернувшись на свою съемную квартиру в гамбургском районе Бармбек, обнаруживала, что та пуста – ее пассия, собрав чемоданы, упорхнула, оставив на столе ключи и записку, в которой сообщала Эльке, что «так больше продолжаться не может». Впрочем, иногда записки не было, а пару раз Элька не только не обнаруживала в шкафах вещей покинувшей ее очередной подруги, но недосчитывалась и своих собственных.
Набравшись мужества, комиссар Элька Шрепп, которая вообще-то ничего и никого не боялась и с легкостью справлялась с самими отъявленными головорезами, в день своего тридцатилетия, приехав к родителям, выложила им всю правду. Ей надоели вечные попытки отца и матери устроить ее личную жизнь и выдать замуж за очередного состоятельного владельца куриной фермы или хозяина автомастерской, и Элька без обиняков заявила, что является лесбиянкой. Она рассчитывала, что родители будут шокированы, более того, до глубины души потрясены и морально раздавлены. Комиссарша настраивалась на обвинения, упреки, порицания, брань отца, слезы матери и попытки вразумить ее и наставить на путь истинный – то есть наконец-то последовать примеру братьев и сестер, сделаться семейным человеком, плодиться и размножаться.
Но все произошло не так, как Элька представляла. После ее слов отец, ничуть не удивившись, сдвинул очки на кончик носа и попросил матушку налить ему еще одну чашку кофе. Та недрогнувшей рукой выполнила его просьбу. Затем родители, пропустив признание дочери, которое та репетировала в течение последних двух месяцев, мимо ушей, завели речь о том, что грядущей осенью ожидается падение цен на картошку. Элька, разозлившись, бабахнула кулаком по столу и заявила:
– Вы слышали? Я люблю женщин! Я лесбиянка!
Пододвинув ей чашку кофе, матушка любезно сказала:
– Да, да, это нам понятно, милая. Не хочешь ли немного пирога с ревенем?
Элька выбежала из родительского дома и, прыгнув в машину, умчалась в Гамбург. За прошедшие с тех пор без малого тринадцать лет она несколько раз пыталась снова и снова заговорить с родителями на щекотливую