Отец ушел, и только теперь Харви почувствовал, как он устал. Слишком много усилий требовалось, чтобы говорить, чтобы сказать хоть что-нибудь. Он задремал. Когда он открыл глаза, в изножье кровати стоял человек в белом халате.
– Проснулся?
Харви кивнул, но через некоторое время снова погрузился в сон.
Пробудившись, Харви удивился, увидев, что рядом с ним сидит Энджи; на ней была мини-юбка, которая едва прикрывала розовые трусики, ноги поблескивали золотисто-коричневым загаром. На загорелом лице еще сильнее проступали веснушки, она откидывала с глаз длинные белокурые волосы и улыбалась ему. В руках Энджи держала бумажный пакет и потрепанную тряпичную куклу в матерчатой кепке.
Сначала у него в голове мелькнуло: она спокойно сидит перед ним вот так – юбка у нее задралась выше некуда – и в то же время едва не взбесилась, когда он попробовал погладить ее груди.
Потом в нем возникли смутные воспоминания, отвращение и недоумение перемешались, и он удивился, почему она пришла сюда. Вместо того чтобы улыбнуться в ответ и поздороваться, Харви мрачно подумал: «Пристала как репей». В следующий раз он не остановится, пусть она сколько угодно кричит, ругается и колотит его. Рекетт, задавака Рекетт, который хвастался, что потерял невинность в двенадцать лет, утверждал, что женщинам нравится грубое обращение. А может быть, в этом-то все и дело, это сработало, и именно потому она и пришла?
– Привет, – сказала Энджи.
Что-то переменилось в ее внешности. Она была невероятно размалевана, под глазами – полоски, как боевая раскраска дикарей. От этого она выглядела старше своих шестнадцати лет.
– Я притащила Фреда, чтобы он за тобой приглядел. – Энджи положила потрепанную куклу на постель, а потом протянула шуршащий пакет. – Я не знала, что еще принести. Тут книжка про Джеймса Бонда и немного восточных сладостей. Тебе ведь нравятся восточные сладости?
Харви ничего не ответил. Ее макияж беспокоил его, у него появились опасения, что она накрасилась не для него. «Сучка», – подумал он.
– Я тебе написала на днях.
– Я получил.
Энджи снова откинула волосы.
– Как ты себя чувствуешь?
Он пожал плечами:
– Довольно глупо. Откуда ты узнала, что я…
– Я… я слышала.
Он попытался приосаниться, попробовал слегка приподняться, но боль была слишком сильной.
– Тебе помочь?
Он покачал головой. Послышался звук раздвигаемой ширмы. Где-то рядом с ним задыхался человек, он услышал быстрые шаги, звяканье тележки.
– Как это случилось? – спросила Энджи.
– По неосторожности.
Снова выплыли образы. Ветровое стекло. Парение в воздухе. Ужас на лице женщины. Харви закрыл глаза, потом открыл их и бессмысленно уставился на сбитые простыни у своего подбородка.
Энджи хотела было что-то сказать, но в изножье кровати появился самоуверенный, с проседью в волосах мужчина, в сером костюме и галстуке яхт-клуба. За ним стоял палатный врач в белом халате со стетоскопом, выглядывающим