Я признаюсь. Анна Гавальда

год два месяца и пять дней. Из-за того что мой любимый погиб в одиночестве, я запрещала себе оплакивать его на людях. И я ни разу не сломалась, ни перед кем. Не знаю почему. Наверно, из преданности. Чтобы признать его правоту. Чтобы признать свою правоту. Чтобы убедиться в том, что я его поняла и простила. Я имела право клясть его на чем свет стоит, но только наедине. Тогда можно. Когда я была с ним один на один и не слишком трезва, он получал от меня по полной программе, но этой ночью я была с тобой. И ты рассказывала мне такие невозможные, неслыханные, такие экзотические вещи, мне, единственной дочери родителей-интеллектуалов, таких мягких, либеральных, миролюбивых… Да. Для меня все это было экзотикой… Я могла себе позволить реветь перед тобой, мне было нечего опасаться. Мы жили на разных планетах, выросли на разном молоке и молились разным святым, но и ты, и я, мы обе были одинаково циничны. Одинаково сдержанны. Одинаково нежны. А еще ты не знала его, а еще… А еще я ревела.