Пили за здоровье именинника (причем, я уверена, никто за столом не желал ему этого самого здоровья), за его литературную славу (которой никогда и не было), желали долгих лет жизни (думая про себя, что старик сегодня выглядит плоховато – уж не рачок ли у него?).
Я оказалась между двумя джентльменами – справа восседал тамада Ирик Тхарцишвили, слева – генерал Сувор. Ирик подливал мне спиртного, дядя Браня подкладывал салатов и закусок.
Когда подали горячее – наваристый суп-лапшу, а затем утку в яблоках и осетрину, все гости, за исключением меня одной, начали демонстрировать знание песенного фольклора. Гамаюн Подтягич обладал на редкость пронзительным дискантом, Ирик басовито затянул «Сулико», Рая Блаватская, любительница русского фольклора, грянула «Ой, мороз, мороз».
Сентябрьский вечер перешел в беззвездную ночь. К десерту – пирогу с брусникой и творожным ватрушкам – все были пьяны. Завели граммофон, поставили пластинку Эдит Пиаф. Подтягич пригласил меня на танец.
Старче прижимал меня к своему хлипкому тельцу и что-то бормотал. Я осторожно спросила:
– Гамаюн Мудрославович, а вы ничего не знаете нового о трупе у меня в колодце?
Подтягич закашлялся:
– Фимочка, забудь ты об этом трупе! А то из КГБ мне звонили, говорили, что если я люблю родину и верен заветам партии, то не буду трепаться на каждом углу об этой страшной находке…
Так, так, значит, и «нашего комсорга» тоже обработали.
– Но вообще это очень странно, – продолжал болтливый старик. Его рука с моей талии скользнула чуть ниже, мне пришлось терпеть приставания слюнтяя ради информации.
– Что странно, Гамаюн Мудрославович? – спросила я и взглянула на остальных гостей.
Дядя Браня вальсировал с Раей, та, раскрасневшись, хохотала над его шуточками. Ирик обхаживал племянницу Подтягича, остальные гости поглощали яства.
– Да то странно, зазноба моя, что все так суетятся, – сказал Подтягич. – И чего суетятся? Не найти им убийцу, как пить дать не найти!
– И почему же не найти, Гамаюн Мудрославович? – Потная рука старче ползла все ниже и ниже.
Подтягич закхекал:
– Потому что этот парень очень умный! Уважаю таких! Убил бабу – и сбросил в чужой колодец! Решил, если обнаружат, то все подумают, что это ты ее пришибла, Фимочка! Не найдут его, не найдут!
Я оттолкнула от себя Подтягича. О чем это лепечет старец? Почему он так уверен в том, что убийцу не найдут? Обычно так заявляют сами убийцы – все преступники убеждены в своем исключительном уме и тупости следователей.
Возобновилось застолье, последовали новые тосты, мне пришлось славословить Подтягича, припоминая названия его нетленных шедевров. В бокал я налила лимонада, чтобы не напиться, а так никто и не догадается, что же я пью.
Под конец моей сумбурной речи Гамаюн аж прослезился и сказал:
– Ах, Фима, какие времена раньше были! Талант уважали… Оберегали… Растили!!! А теперь