Из этого письма следует, что у нас уже был тогда некий план нового романа и что этот роман назывался «Стажер». Как выглядел этот план, этого история нам не сохранила, а вот что касается «Седьмого (оно же – восьмое) неба», то так мы называли сначала роман о магах XX века, впоследствии получивший условное название «Маги», а в конце концов – «Понедельник начинается в субботу».
Вообще-то, надо признать, что со «Стажером» этим мы не слишком долго запрягали, но еще быстрее ехали: 1–2 мая в Ленинграде «составили более или менее окончательный план „Стажера“ – весьма развернутый и с эмбрионами эпизодов». А уже 23.07 АН пишет: «…„Стажера“ в „Мол. Гв.“ сдал, пока, конечно, никаких известий нет». Роман был написан единым духом и за один присест в мае-июне 1961-го. Это было время, когда нам ничего не стоило писать по десять – двенадцать страниц черновика в день и так – на протяжении месяца, каждодневно, без уик-эндов и перерывов. Хорошее было время!
Впрочем, работа с романом (или повестью? никогда не понимал этих градаций) на самом деле продолжалась еще долго, до самого конца 1961-го. Осенью 61-го произошла смена названия. Насколько я помню, дело было в том, что многочисленные рецензенты (как штатные, так и доброхоты) дружно упрекали нас за то, что роман получился у нас про что угодно, но никак не про мальчика-стажера. Коренное же изменение названия было невозможно по причинам, уже привычным: заявка, редакционный план, издательский план – везде стоит уже черным по белому «Стажер», менять нельзя, ни-ни, ни в коем случае, и думать не могите!.. «Букву, однако же, одну только букву изменить можно?» – «Н-ну… разве что одну… пожалуй…» В результате появились «СтажерЫ» – роман (или все-таки повесть?) о Стажерах Будущего – Быкове, Жилине, Юрковском и иже с ними.
Закончив его (или – ее), авторы еще не подозревали тогда, что их интерес к освоению космоса как к важнейшему занятию людей ближнего будущего уже окончательно исчерпан и они никогда более не вернутся к этой теме. «Главное – на Земле» – они вложили этот лозунг в уста своему герою, не догадываясь, что это, на самом деле, отныне их собственный лозунг – и ныне, и присно, и до скончания веков, аминь!
Странное произведение. Межеумочное. Одно время мы очень любили его и даже им гордились – нам казалось, что это новое слово в фантастике, и в каком-то смысле так оно и было. Но очень скоро мы выросли из него. Многое из того, что казалось нам в самом начале 60-х очевидным, перестало быть таковым. Очевидным стало нечто противоположное.
Я никогда не забуду одного эпизода, связанного со «Стажерами». Одно из самых стыдных воспоминаний моей молодости. Выступал я как-то в школьной библиотеке (было это вскоре после выхода «Стажеров», скорее всего, зимой 62/63 гг.). Сначала все шло как обычно – гладко и скучно, а потом вдруг встал какой-то мальчик лет двенадцати и спросил (невинное дитя):