Вывод неожиданный и пугающий, но это – перефразированный второй закон Ньютона: что выигрывается в общественной свободе, то теряется при контакте с природой, точнее – с географической средой и собственной физиологией, ибо природа находится и внутри наших тел.
Поскольку же аналогичные явления имели место и в Риме, и в Древнем Иране, и во многих других странах, то легко заметить общую закономерность: при наличии эндогамии как этнического барьера процессы шли медленнее и менее мучительно, а ведь для этноса не все равно: просуществует он триста лет или тысячу. И поэтому замечание Ю.В. Бромлея о стабилизирующей роли эндогамии – барьера против инкорпорации – является бесспорным[96].
Опыт интерпретации
Попробуем интерпретировать описанное явление. Если этносы – процессы, то при столкновении двух несхожих процессов возникает интерференция, нарушающая каждую из исходных частот. Складывающиеся объединения химерны, а значит, нестойки перед посторонними воздействиями и недолговечны. Гибель химерной системы влечет аннигиляцию ее компонентов и вымирание людей, в эту систему вовлеченных. Таков общий механизм нарушения заданной закономерности, но он имеет исключения. Именно неустойчивость исходных ритмов является условием возникновения нового ритма, то есть нового этногенетического инерционного процесса. С чем это связано, мы пока говорить не будем, потому что это слишком серьезный вопрос, чтобы решать его между делом. Но ясно, что для сохранения этнических традиций необходима эндогамия, потому что эндогамная семья передает ребенку отработанный стереотип поведения, а экзогамная семья передает ему два стереотипа, взаимно погашающих друг друга. Итак, экзогамия, отнюдь не относящаяся к «социальным состояниям» и лежащая в иной плоскости, оказывается в числе факторов этногенеза, то есть реальным деструктивным фактором при контакте на суперэтническом уровне. И даже в тех редких случаях, когда в зоне конфликта появляется новый этнос, он поглощает, то есть уничтожает, оба прежних. В заключение скажем, что в указанном примере, а также в подавляющем большинстве случаев расовый принцип не играет никакой роли. Речь идет не о соматических различиях, а о поведенческих, ибо степняки, тибетские горцы и китайцы принадлежали к единой монголоидной расе I порядка, а при уточнении до II порядка видно, что северные китайцы по расовым признакам ближе к сяньбийцам и тибетцам, нежели к южным китайцам. Однако внешнее сходство черепных показателей, цвета глаз и волос, эпикантуса и прочего для этногенетических процессов значения не имело.
Из