Она не щелкает языком, поэтому я не успеваю спохватиться. Элисон бросается на меня, и я ударяюсь спиной о землю. Из легких выдавлен весь воздух, между лопатками вспыхивает боль.
Элисон садится сверху и стаскивает мои перчатки. По ее щекам ручьями текут слезы.
– Из-за него я сделала тебе больно! – рыдает она. – Я больше этого не допущу!
Эти самые слова она уже говорила – и я мгновенно переношусь назад во времени и пространстве. Я пятилетняя девочка – невинная, ничего не понимающая, – которая смотрит, как за стеклянной дверью собирается весенняя гроза. Меня окутывает запах дождя и сырой земли, так что даже рот увлажняется.
Прямо напротив моего носа на дверь садится бабочка размером с ворону, с синим светящимся тельцем и крыльями, как будто сделанными из черного атласа. Я взвизгиваю, и она, сорвавшись с места, зависает в воздухе, поддразнивает, приглашает поиграть.
Сверкает молния, обрушивая сверху поток света. Мама всегда говорила, что опасно выходить на улицу во время грозы… но бабочка, вся такая прекрасная, порхает, завлекает меня, обещает, что ничего страшного не случится. Я складываю стопкой несколько книг, чтобы дотянуться до дверной задвижки, и выхожу во двор, чтобы потанцевать с бабочкой среди клумб. Между пальцами босых ног выдавливается грязь…
Мамин крик заставил меня поднять голову. Она бежала к нам, вооруженная садовыми ножницами.
– Голову с плеч долой! – вопила она и срезала все цветы, на которые садилась бабочка. Чашечки так и отлетали от стеблей.
Загипнотизированная маминой энергией, я побежала к ней. Дождь поливал нас, молния озаряла небо. Я думала, что мама танцует – и вытянула руки ей навстречу. А потом споткнулась.
Белые лепестки лежали на земле, истекая кровью. Из дома выбежал папа, и я сказала ему, что нарциссам нужен пластырь. Он ахнул, когда увидел меня. Я была слишком маленькая, чтобы понять, что у цветов не течет кровь.
Каким-то образом я оказалась на линии огня, и садовые ножницы распороли мне ладони до запястий. Врач сказал, что боли я не почувствовала из-за шока. С тех пор Элисон уже не жила дома, и это был последний раз, когда я назвала ее мамой.
Раскат грома возвращает меня в настоящее. Сердце так и колотится о ребра. Я позабыла про бабочку. Она была моей тайной приятельницей в детстве и причиной шрамов. Неудивительно, что фотография казалась мне такой знакомой.
И неудивительно, что Элисон слетела с катушек, увидев ее.
Она стонет, поднося мои обнаженные ладони к тусклому свету.
– Прости, прости! Он использовал меня, и я погубила тебя. Ты достойна лучшего. Мы все достойны…
Элисон откатывается в сторону и выкапывает гвоздики. Земля осыпается со стеблей.
– Он ее не получит! Так и скажите…
Элисон стискивает цветы в руках, как будто пытается задушить их. Потом она отбрасывает смятые гвоздики, неверной походкой идет к зеркальному шару и пытается выдернуть его из земли.
Шар не поддается, и тогда она начинает молотить по нему кулаками. Я хватаю Элисон за локоть, боясь,