«А то для кого, для кота, что ли?» – подумал я.
– Это ты ему ужин вчера готовил? Который он не съел? – продолжал расспрашивать Таллауг.
– Да я каждый день ужин готовил. Для нас обоих.
– Знаешь, Эдвард, я понял, что у него случился инсульт. Это… ну как бы это назвать… этот инцидент вчера в центре. Со свастикой. Ленсман знал об этом?
– Ленсман в Саксюме знает все, – ответил я.
– Ну и?.. Это как-то связано?
– Да ведь Бормотун не понимает, что делает. Какой смысл его обвинять? Дедушку и раньше задирали свастиками.
– Гм, – сказал пастор. – Сядь-ка покушай, Эдвард. Возьми его тарелку. Не позволь Божьему творению пропасть понапрасну. Тем более что это последняя трапеза Сверре Хирифьелля, которую он не успел вкусить.
Я разогрел дедушкины венские шницели и сварил кофе. Пастор достал носовой платок в тонкую фиолетовую полоску, высморкался и снова заговорил:
– Пока люди собираются, надо же, чтобы звучала какая-то мелодия. Но органиста нужно настроить на нужный лад. Он только выпустился из консерватории. Не понимает, что на похоронах надо уметь создать душевный настрой.
Таллауг оперся на трость и проковылял в гостиную, к полке с пластинками. Надел очки, прошелся по самым затрепанным конвертам. Согнувшись в три погибели, изрек:
– Трио-сонаты Баха, пока люди рассаживаются. А потом что-нибудь эдакое, чтобы искры летели.
Он вытащил с полки еще пластинку и, водя указательным пальцем по строкам, стал разбирать названия произведений.
– Может быть, Букстехуде… Вряд ли мы можем ожидать исполнительского блеска… тогда уж лучше выбрать что-нибудь во вкусе Сверре.
Что я и сам там буду, об этом он, похоже, не задумывается, подумал я. Что мне придется вынести всю эту музыку.
– А что, если «Погребальную масонскую музыку»? – предложил я. – Красивая.
– Моцарт? – уточнил священник из гостиной.
– Дa. Мы же можем взять ее, хоть он и не был масоном?
– Будь уверен. Так и сделаем. Сверре разбирался в музыке, – продолжил пастор, пока я прожевывал покрывшиеся жесткой коркой шницели. – Ох уж мне все эти провальные органные концерты в Саксюмской церкви, сколько таких было! В зале почти ни души. Можно было написать в объявлении, что выступит Питер Херфорд, и никто и не знал бы, кто это. А вот твой дедушка обязательно приходил. Всегда садился на места, где самая хорошая акустика. Четвертый ряд, возле центрального прохода. А так никогда в церковь не заглядывал. Он тоже был творчески одарен, как и его брат. И – что сказать? Хорошая музыка приближает человека к Богу куда как успешнее, чем любой священнослужитель. Рассуждать о небесном многие умеют, но не многим дано осознать вечность.
Я принес кофейник.
– А вы когда в нашу деревню приехали? – спросил я. – Если, конечно, можно поинтересоваться.
Пастор ответил не