«Хрум-хрум. Чмок-чмок. Аппетитненько, жирненько, вкусненько. Хочу-хочу-хочу! Мерзкая женщина все никак не закроет свой рот и не даст мне насладиться этим роскошненьким, этим сладеньким, этим долгожданненьким… Ку-у-у-ушать! Скорее-скорее-скорее заканчивай болтать, старая метелка! Мой животик пуст, а когда я голоден, я… М-ням!..»
Судорожно сделанный глоток воды едва не заставил меня поперхнуться.
Что за ерунда? Это его мысли? В самом деле? Странно и непонятно. Настроение очень похоже, и все-таки… Да, нетерпение – главная тема. Но воплощение… Не понимаю. Они слиты вместе так плотно, что их почти не разделить. Но потоков два. Точно, два!
Первый – вполне привычный, с небольшим оттенком усталости и негодования, но в целом спокойный, сдержанный, даже чопорный. Второй… Со вторым сложнее. Кажется, его хозяин – существо без воспитания и каких-либо представлений о правилах приличия. Очень сильный поток, едва ли не перекрывающий своего родного брата. Или я ошибаюсь?
Ева положила ложку с таким громким стуком, что на него обернулись люди, сидящие за соседним столиком.
– Больше не хочешь?
– Нет, – процедила сквозь зубы девушка.
– Что случилось?
– Ни-че-го.
А выставленный вперед подбородок говорит мне совсем о другом. Фройляйн Цилинска встревожена и обеспокоена. А еще – разозлена. Интересно, какова причина резкой смены настроения моей напарницы?
Мужчина встает, наклоняет голову, словно прося прощения. Кларисса кивает в ответ. Должно быть, понадобилось выйти в туалет или еще куда-нибудь. Обычное дело. Но как только спина в сером пиджаке исчезает за дверями ресторана в толпе прочих посетителей «Сентрисс», стул, на котором сидела Ева, жалобно царапая паркет, выдвигается из-за стола.
– Мм?
Девушка встает, решительным шагом подходит к Клариссе Нейман, удивленно, но приветственно улыбающейся ей навстречу. Узкие ладошки моей коллеги опираются о стол, над которым она склоняется, чтобы… Посекретничать? О нет, наоборот, даже мне слышно ее горестно-гневное:
– Он не любит вас. Ни капельки. Одна только жратва на уме, и все. А вы для него не больше чем… Как это?.. Старая… старая… а, швабра!
Выпалив столь грубое откровение, фройляйн Цилинска гордо удаляется прочь, оставляя на мою долю оплату счета и сбор верхней одежды, сиротливо повисшей на спинке стула. Расплачиваюсь, краем глаза следя за лицом нашей клиентки. Хотя следить не за чем: более застывшей может быть только посмертная гипсовая маска. И в мыслях все так же. Мертво. Ни единого проблеска. Может, это и к лучшему, но Еве не следовало брать инициативу в свои руки. Я понимаю ее возмущение, только оправдать не могу. Нужно быть, если хотите, немного циничнее. Работа есть работа, и переживать за каждого из ищущих счастье – значит,