– То есть сзади?
– Совершенно верно. После чего товарищ полковник скончался.
– А кровоподтёки на лице? Была драка?
– Вполне возможно. Думаю, ответ даст милиция. Но с Ларионовым я ещё не созванивался. Ждал вашего приезда.
– И никто ничего не видел? Не слышал?
Малышев отрицательно качнул головой.
– Ценности пропали?
– Вы имеете в виду личные вещи?
– Именно.
– Да, пропали. Портфель. Хороший портфель. Тёмно-коричневого цвета. С двумя замками. Стилизация под крокодиловую кожу. Объёмный. С тремя отделениями. Василию Трифоновичу его из ГДР привезли, кто-то из знакомых. Часы «Сейко», импортные, с серебряным браслетом. Кошелёк с деньгами…
– Денег было много?
– Старший лейтенант Козлов утверждает, что в тот день Василий Трифонович при себе имел не более пятидесяти рублей.
– Кто такой Козлов?
– Руководитель отдела связи. Секретарь партийной организации управления.
– Лейтенант – и секретарь? – удивился Глебский.
– Демократия, – отозвался нехотя Малышев. – Всё по Уставу.
– Что ж, бывает. Раз вы его сами выбрали. А откуда старшему лейтенанту Козлову известно о деньгах?
– Козлов и Иванов делали совместные покупки в нашем буфете, – неторопливо ответил Малышев.
И вообще майор вёл себя спокойно и невозмутимо. Подполковник тут же отметил сей факт и занёс его в свою «книжку памяти».
– Пятьдесят рублей? Неплохая сумма, – вновь послышался голос Хохлова. – Хватит не только погулять, а ещё и дня три хорошо похмеляться.
На этот раз Малышев был вынужден согласиться с капитаном.
– Ладушки… – Андрей Сергеевич приподнялся со стула. – Что Иванов обычно носил в портфеле?
– Да кто ж его знает? Может бумаги. А может, продукты.
– Убитый имел привычку брать документы домой? – Следователь тут же ухватился за последние слова майора.
– Не могу знать! – Малышев замялся. – Лично я никогда не видел, чтобы он что-то выносил из кабинета. А так…
– Секретарь что говорит? Впрочем, ладно, сам с ним чуть позже пообщаюсь. Почему Иванов покинул управление в первом часу ночи? Это в связи с последними событиями?
– Да нет. Товарищ полковник постоянно уезжал со службы последним. Говорил, московская привычка.
Глебскому о данной привычке было хорошо известно. Она зародилась в чиновничьем аппарате столицы ещё при Сталине. Вождь любил работать по ночам. Того же требовал и от подчинённых.
– У нас в тот день, – между тем продолжал Малышев, – была вечерняя «летучка». Почти до 22.30. Разъехались часов в одиннадцать. Он, судя по всему, задержался.
– Ну да, если его харчевали в буфете, то здесь не только ночевать, жить можно. Пирожки небось с капустой покупал?
– Сомневаюсь. –