Поддержка обновленцев на местах со стороны властей была разная. Если в Козлове в 1928 году из 10 церквей было только две, принадлежащие обновленцам, то в Тамбове из 13 церквей 10 принадлежало живоцерковникам. На такую диспропорцию обратили внимание даже в Москве. Член президиума ВЦИК П. Смидович в адрес Тамбовского губисполкома еще в январе 1927 года направил телеграмму следующего содержания: «В г. Тамбове действия местных административных органов привели к тому, что в руках одного религиозного течения «обновленцы» (при том меньшего) оказались почти все городские здания церквей. Другая часть верующих «староцерковники», при том очень значительная, получила три церковных здания. Президиум ВЦИК предлагает вам вновь пересмотреть вопрос о распределении молитвенных зданий». Но положение в городе существенно не поменялось. Обновленцам можно предъявить обвинение в том, что они отчасти стали виновниками закрытия и уничтожения большей части тамбовских приходских храмов в начале 1930-х годов. Народ перестал посещать эти храмы, содержать их было не на что, долги росли, и это становилось поводом к их закрытию, а затем разрушению. Последний обновленческий храм в Тамбове – Покровская церковь – был закрыт в 1936–1937 годах (13).
В годы Великой Отечественной войны начался активный переход обновленческих общин в лоно патриаршей церкви. После избрания патриарха Сергия этот процесс усилился. И.В. Сталин сделал выбор в пользу канонического православия, и этот выбор был вполне прагматичным: обновленцы не пользовались народной поддержкой и не признавались поместными православными церквями за рубежом и, стало быть, не могли быть использованы во внешнеполитических кремлевских играх.
Советская власть активно способствовала ликвидации раскола «слева», чиновник проводили «беседы» с обновленческим клиром, и клирики вместе с общинами переходили в подчинение Московской патриархии. Перед патриаршей церковью встала непростая проблема приема клириков-раскольников. С канонической точки зрения священники обновленческой церкви были рукоположены незаконно и их, после покаяния, посвящали снова в сан пресвитеров. Сложнее обстояло дело с женатым епископатом, которого РПЦ МП не признавало. На этой почве возникали коллизии, вроде той, которая произошла в Ставрополе. Женатый епископ Василий (Кожин) в 1945 году «не препятствовал воссоединению обновленческих приходов с патриаршими». После проведения уполномоченным «соответствующей работы» он «согласился отдать сорок приходов целиком». Но «был обманут»: Московская патриархия так и не разрешила епископскую хиротонию Кожина (14).
Просился перейти в патриаршую церковь даже первоиерарх обновленцев Александр Введенский, написавший в июне 1945 года письмо патриарху Алексию I. Но ответ, в котором говорилось, что его могут принять лишь мирянином и трудоустроить рядовым сотрудником в «Журнал Московской патриархии», его не устроил.
Проще обстояло дело с теми, кто был рукоположен до раскола 1923