Подобно самому понятию открытия, эпонимия вскоре была перенесена из географии в точные науки. Новизна этого подхода иллюстрируется желанием Галилея найти в 1610 г. прецедент наименования звезды в честь человека, когда он назвал открытые им луны Юпитера «звездами Медичи». Единственным примером, который ему удалось отыскать, была попытка римского императора Августа назвать комету в честь Юлия Цезаря (конечно, неудачная, поскольку комета, которую мы теперь знаем как комету Галлея, быстро исчезла с небосклона){235}. Естественно, Август заявлял, что Цезарь был не человеком, а богом, поскольку все планеты носили имена богов (и этот принцип соблюдался при выборе имен вновь открытых планет: Уран, Нептун, Плутон)[116]{236}. На латыни дни недели названы в честь планет (включая Солнце и Луну, которые в системе Птолемея тоже относились к планетам); в языках германской группы некоторые дни переименованы в честь языческих богов. С другой стороны, Америго Веспуччи не был ни богом, ни императором, ни королем. Эпонимия неожиданно спустилась на землю.
В географии открытия и присваивание имен шли рука об руку, но в науке второе отставало от первых. Для нас это не слишком очевидно, поскольку классические открытия стали связывать с именами первооткрывателей. «Закон Архимеда» (о том, что тело не утонет, если вес вытесненной телом жидкости равен или превышает вес самого тела), по всей видимости, получил такое название только после 1697 г.{237} Этимологический и технический словарь 1721 г. содержит только два примера эпонимии, если не считать три эпонимические системы мира, Птолемея, Браге и Коперника (или Пифагора): фаллопиевы трубы и нерв под названием accessorius Willisii, открытый Томасом Уиллисом (1621–1675){238}.
Когда же эпонимия пришла в науку? Как мы видели, до наименования Америки эпонимия в географии была редким явлением, причем сама Америка оставалась исключением, будучи названной в честь обычного человека. Цицерон использовал такие прилагательные, как Pythagoreus, Socraticus, Platonicus, Aristotelius и Epicureus, и поэтому совершенно естественно, что мы найдем прилагательные и для других философов – Ippocratisa (ок. 1305), Thomista (1359), Okkamista (1436) и Scotista (1489) – хотя многие из этих слов медленно входили в обиход; мне не удалось найти ни одно из них раньше 1531 г. (когда появляется «Scotist»), за исключением Epicureus (которое встречается в Библии Уайклифа в 1382){239}.
То, что кажется нам естественным процессом наименования идей и открытий посредством связи их с именами авторов (в данный момент я страдаю как минимум от трех заболеваний, названных в честь