Итак, утром Степа со мною зарядку, потягушки с поднятием зада, бег с приседаньем, скачками, быстрою сменою хода, пусть пару раз равновесье терял и, шатаясь, валился. Всё это тихо, чтоб не тревожить, без лая, лишь бы участье принять. Но вот я присела, достала расческу и волосы распустила. Что же Степан? Всё он понял. Присел и начал вылизывать шерсть там, где она не совсем совершенство.
Степа исчез очень быстро, ранней весной. Кто-то сказал, у озера труп, у дороги.
Судьба всех собак в экспедиции просто трагична. Погибали одна за другой. Дорога-то рядом, а машин не настолько, чтоб пес попривык, но достаточно много, чтоб в неравной борьбе с этим чудищем жутким погибнуть.
Так цивилизации дети плодами ее же незримо, едва и заметно, себя начинают морить. Но собак наших жалко.
Наши собаки собак казахстанских приятней. Наши собаки собак всей долины милей. Серый – обычный собак с выражением морды такой, как бывает у очень унылых людей. Маневр: трусцой, вполубок, как будто к тебе – ничего, носом в землю уткнуться, а глазом исподлобья виниться и робко проситься в друзья. Серый – пёс comme il faut, такой, как чаще всего ты встречаешь на улице разных овчарок. Чуть коричнев, чуть сер, да и с черной полоской спина не совсем уж черна.
Не то наш Лаиш. Царственный зверь, бродячий философ. Чувство достоинства, силы, и к людям, как к младшим, щенкам – снисхожденье, готовность дурашкам помочь. Черный, огромный, с длинной густейшею шерстью. Черной даже кожу найдешь, если сможешь добраться сквозь шерсть до нее. Выражение морды: чуть вздернутый нос и спокойная каменность взгляда, ну, чем не Сократ изваянный. Я считаю Лаиша другом, думаю, он мне отвечает взаимностью. Вот какая была с ним история.
Здесь появившись в апреле, все ночи я слушала вой. Сверху он шел, там звездочеты казахские жили. Собак сколько было у них, не считала. Чуть рассветет, а раньше чего и ложиться, послышится вой. Отвернуть занавеску, взглянуть – только белый туман, и в разрывах то арча прочернеет, то камень. Кажется, не живая собака, а дух волкодава не может очнуться от страшных видений, которыми совесть жестоко терзает убийцу. Под вопль этот вспомнить хорошее сложно, а как без хорошего можно уснуть?
Кончилось тем, что в узком проходе между дверей корпуса главного появился Лаиш. Занял почти все пространство. Лежит неподвижно, а чуть кто за ручку входную снаружи возьмется, Лаиш оживет на секунду, голову чуть приподнимет и снова уронит – и так много дней. Запах тяжелый пошел, а если дверь приоткрытой оставить, черную тьму осветить, приглядевшись в то место, где смотрят больные глаза, увидишь за ухом…, но лучше быстро дверь отпустить. Как-то кого-то спросила «доколе, может… – ружье-то ведь есть». Дурочкой, глупой, москвичкой, да, вот, истеричкой, не зря все считали. Никто отвечать мне не думал. Что же Лаиш? Да вот он, не рядом, но чуть вдалеке.
Причину раненья Лаиша узнала потом. Влюбился без памяти в сучку верхних казахских друзей. Вот