Дитя тихонечко сопело, никак не могло насытиться.
– Катерина, Москвы спасительница, – сказала крохотной девочке Агафья. – Не стану из-за тебя город поджигать, хотя надо бы. Я как думала? – Это она обратилась уже к Марте. – Запалю пожар, полюбуюсь немножко и в лес уйду. Лесом можно хоть до Катая дойти. Лес и укроет, и накормит. Я к нему сызмальства привычная. Но с вами двумя в лесу не проживешь. Дорогой тоже не пойдешь, больно мы с тобой приметные – одна раскосая, другая вовсе нерусская, еще и с дитем.
Наверное, женщина давно ни с кем не разговаривала, а теперь все не может остановиться, подумала Марта и помотала головой: половины-де не понимаю.
– Пойдем в дом, поспи немного на кровати. Умаялась ты, а и обмыть тебя надо.
Это Марта поняла и снова покачала головой, решительно.
– Не хочу дом. Лучше сдесь.
Объяснить почему не хочет, она затруднилась бы, но Агафья сделала это сама:
– Поди, воображала, как будете там с Родей жить? Я тож там боле не могу. Стены тишиной давят… Ладно, тут полежи. Поспи. А я пока подумаю.
Укрыла мать и младенца шерстяным платком, сняв его с плеч.
А в следующее – так показалось – мгновение уже снова теребила Мартино плечо.
– Эй, эй! Будет спать. Уходить надо.
Был, однако, уже рассвет. Марта огляделась.
Большая конюшня. Шесть хороших лошадей, нарядная коляска, красивые зимние сани. Но потом перевела взгляд на спящую дочку и ни на что другое уже не смотрела.
Девочка была не огненноволосая, как мать, а черненькая – в отца, это Марте очень понравилось. На лобике малюсенькое пятнышко, которое надо было поскорее поцеловать.
– После налюбуешься. Я уж и так дала тебе до самого света поспать, больше нельзя.
Свекровь стояла, одетая в длинную куртку дубленой овчины, обутая в сапоги, на голове войлочная шапка.
– Нарушила я царев указ. Аникея с Родей в саду закопала, сверху дерн положила, чтоб не нашли. А мы уходим. Пускай соседушки тащат что хотят. Эта жизнь кончилась.
– Кута уходим? Талеко? – спросила Марта садясь. Внизу живота было больно, особенно не расходишься.
– К старцу пойдем.
– К старик? Какой старик?
– Не старик, а старец. Про староверов слышала?
– Да. Отец Иоанн коворил. Вот так телают, неправильно. – Марта перекрестилась двумя пальцами. – А надо вот так, три палец. Сачем староверы?
– В Москву с севера приходят старцы, спасать людей, кто от старой веры не отошел. Зовутся такие старцы «кормщики», это кто корабль по морю ведет.
Схеепслоодс, догадалась Марта.
– Живут «кормщики» на Москве тайно, набирают свой «корабль», душ пятнадцать или двадцать. Когда наберут – уводят обратно, на север. Сейчас много стрелецких вдов, которые, как я, жить здесь больше не хотят, да и не на что. «Кораблей» много уплывает. Слыхала и я про одного старца, Авениром зовут. Прикинемся староверками, уйдем подальше, а там видно будет.
Посмотрела Агафья на старательно мигающую невестку, вздохнула: