а он еще усугублял оную, именуя себя то отцом Теодоро Перейра-ди-Соуза, то братом Мануэлом да Консейсан, то братом Мануэлом да Граса, то Белшиором Карнейро, то Мануэлом Ленкастре, поди знай, какие еще имена он себе давал, и все истинные, ибо человек должен был бы обладать правом выбирать себе имя и менять его сто раз на дню, имя звук пустой, а вон тот, Домингос Афонсо Лагарейро, уроженец и житель Портела, он, дабы прослыть святым, делал вид, будто ему видения являются, и занимался исцелениями, пуская в ход благословения, заговоры, крестные знамения и прочие тому подобные суеверия, подумать только, не он первый, а вон тот, падре Антонио Тепшейра-ди-Соуза с острова Сан-Жорже, повинный в совращении женщин, а в переводе с церковного языка это значит, что он щупал их и блудил с ними, начиналось-то все с речей в исповедальне, а кончалось тайными делами в ризнице, теперь ему доживать земную свою жизнь в Анголе, куда сослан он навсегда, а это я, Себастьяна-Мария ди Жезус, на четверть из новых христиан, мне являются видения и откровения, но сказали мне на суде, что это одно притворство, я слышу голоса с Неба, но объяснили мне, что это козни демона, я знаю, что могу быть святой, как святые угодники, или еще святее, потому как не вижу разницы между ними и собою, но меня за то порицали, говоря, что сие есть преступное тщеславие и чудовищная гордыня, вызов Господу Богу, вот иду я, богохульница, еретичка предерзостная, на мне намордник, чтобы не слышали люди моих предерзостных речей, и ересей, и богохульств, меня приговорили к публичному наказанью плетьми и восьмилетней ссылке в Анголу, я слышала свой приговор и приговоры всем, кто идет со мною в этой процессии, но не слышала я, чтобы поминалась моя дочь, ее зовут Блимунда, где-то она сейчас, где ты, Блимунда, если не схватили тебя после того, как я была схвачена, стало быть, придешь ты сюда узнать, что с твоей матерью, и я увижу тебя, если ты бродишь в этой толпе, сейчас глаза мне нужны только затем, чтобы видеть тебя, рот мой под намордником, но глаза открыты, да что глаза, глаза не увидели, зато сердце чует, не раз чуяло, оно подпрыгнет в груди, если Блимунда здесь, среди этих людей, что плюют мне в лицо и швыряют в меня арбузными корками и грязью, ох, как же они заблуждаются, я ведь знаю, все могли бы быть святыми, лишь бы захотели, и не могу кричать об этом, но вот в груди своей ощутила я знак, застонало мое сердце, я увижу Блимунду, увижу ее, ох, вон она, Блимунда, Блимунда, Блимунда, дочь моя, она уже увидела меня, и не может говорить, и должна делать вид, что не знает меня или что презирает меня, ее мать колдунья, да к тому же из выкрестов, хоть и всего на четверть, она уже увидела меня, а около нее стоит отец Бартоломеу Лоуренсо, Не говори ни слова, Блимунда, только смотри, смотри своими всевидящими глазами, а кто же этот мужчина, такой рослый, он стоит подле Блимунды, не знает она, ох, не знает, кто он, откуда, что будет с ними обоими, о, мой тайный дар, судя по одежде, это солдат, судя по лицу, много чего повидал, судя по культе, увечный. Прощай, Блимунда, больше я тебя не увижу, и Блимунда сказала священнику, Вон идет
