Когда-то строились беспорядочно, кто где хотел. Домишки торчали так и сяк, создавая впечатление неуютности и тесноты. В конце концов Захар самовольничать запретил, усадьбы застройщикам начал отводить лично. И постепенно улицы и переулки вытягивались, в деревне как-то стало просторнее и будто светлее. И, шагая по улицам, Большаков всегда прикидывал, как и когда убрать или передвинуть тот или иной домишко, поставленный когда-то не на месте, чтобы улица стала еще шире, еще ровнее, красивее.
Сейчас, направляясь к ремонтной мастерской, Захар ни о чем не думал. Больно заныла вдруг рука, покалеченная в далекий двадцатый год. Вроде вот и здоровьем Бог его не обидел, вроде есть еще сила во всем теле – разве что уступит он только угрюмому заведующему конефермой Фролу Курганову (да ведь и то сказать – Фрол моложе его на пять лет), а рука в последнее время начинает побаливать все чаще. Что ж, годы идут, и вскоре, видно, придется оставить ему это баловство – бороться каждое утро с течением Светлихи, как несколько лет назад бросил зимние купания в проруби. Теперь он осмеливается только, зло напарившись в бане, поваляться чуток в снегу. Да и то опасается уже простуды, тем же моментом ныряет в обжигающий банный пар.
В мастерской разносился грохот и лязг железа. Захар прошел на машинный двор, где стояли комбайны.
Людей он не увидел, зато издалека услышал голос:
– Шутки шутками, а это вопрос философский. И не оплеухой называется, а пощечиной. Один ученый, говорят, целую книгу об этом написал. Он вывел, значит, в этой книге два вывода. Первый: девичья пощечина пришла к нам из глубины веков, второй – пощечина пришла вместе с любовью.
«Так и есть, – безошибочно определил Захар, – Митька Курганов баланду травит».
За комбайном раздался смех, кто-то спросил:
– Ты, Митяй, к щеке-то холодный компресс бы приложил. А за что она тебя?
– Милый ты мой! – воскликнул Митька. – За двадцать веков все человечество так и не могло даже толком установить, что же влияет на настроение женщины. А ты у меня спрашиваешь.
– Погоди, не перебивай. А что еще тот ученый пишет?
– Ну, дальше там всякие рассуждения и примеры, – продолжал Митька. – И даже очень любопытные. Оказывается, все мужчины рано или поздно подвергаются этой болезни под названием любовь. И девяносто девять процентов из них вот уже несколько тысячелетий получают пощечины…
За комбайном сдавленный смех и нетерпеливый возглас:
– Ну?
– Вот и ну! Тот ученый – добросовестный трудяга, брат. Он подсчитал, что если бы силу всех этих пощечин сложить, то получился бы та-акой удар, от которого Кавказские горы бы в пыль рассыпались… А-а, Захар Захарыч, привет! – как ни в чем не бывало воскликнул Митька, увидев председателя, незаметно сунул под каблук папиросу, вскочил.
Посмеиваясь, поднялись и другие ремонтники.
– Значит, рассыпались