– Защитники есть, как правило, у влиятельных, высокопоставленных или богатых людей. Быть таковым – честь, и поэтому желающие проходят специальные многолетние тренировки. Только сильные и как маги, и как воины, люди могут стать в итоге Защитниками. Перед этим они также должны пройти серьёзные испытания, но это не значит, что Защитник лишь телохранитель, – рассказывая про это, Барбара чуть заметно усмехнулась, будто вспомнила что-то важное. – Эта традиция очень древняя. Такие люди приносят клятву своему господину и становятся не только защитой, но и поддержкой, находясь подле него.
На этом мисс Бересфорд прервала свой рассказ, а у меня как раз созрели вопросы.
– Это что, на всю жизнь ты становишься чьим-то слугой? – вышло, пожалуй, бестактно.
Неожиданно Барбара довольно резко вернула свою чашечку на блюдце. «Вот и все! Допрыгалась!» – оповестил голос разума. Однако отчитывать меня вовсе не собирались. Наоборот, она прикрыла рот рукой и засмеялась. Хотя, как мне думалось, смешного тут ничего не было.
– Ну и что я такого сказала?
– А ты представь себе, что бы было, если б все принесённые однажды клятвы неукоснительно должны были выполняться? – со смехом ответила она.
– Э-э-э? – недоуменно протянула я, никак не находя связи.
– Возникающие узы могут принести страдания. Иногда людям просто необходимо расставаться равно, как и отказываться от старых клятв. Для их же блага.
– Да, теперь, кажется, понимаю.
– Клятва Защитника длится до тех пор, пока он сам и тот, кого защищают, нуждаются друг в друге. Каждый волен разорвать её, когда сочтёт нужным. В большинстве случаев служба с выплатой жалованья длится семь-десять лет, но бывает, что и двадцать, и тридцать. Правда, последние случаи довольно редки. Защитники часто уходят в отставку в возрасте сорока-сорока пяти лет потому, что это опасная профессия, а на пенсии ждёт почёт и достойное вознаграждение за былые труды.
– Ясно, – мой взгляд снова приклеился к содержимому чашки.
Земляничный чай источал неповторимый аромат, и это немного успокаивало.
– Странно, – заметила Барбара в пустоту.
– Что странно? – резко вздёрнула голову я.
– Ты не задаёшь вопросов.
Наверное, она права: человек, оказавшийся в подобных обстоятельствах должен задавать вопросы. Должен быть возбуждён и напуган одновременно, и я была возбуждена. Напугана, кстати, тоже.
– Дневник… дневник моей матери.
Первая ступенька лестницы, ведущей в неизвестное. С тех пор, как он был впервые открыт, я не усомнилась ни в единой написанной в нём фразе (только в собственной нормальности). С тех пор, как эта «находка» меня обнаружила, жизнь круто изменила свой привычный ход. Где-то глубоко в моей душе навсегда останется воспоминание о шелесте переворачиваемых трясущимися пальцами страниц.
«Тебе сейчас два месяца, и ты ещё слишком маленькая, чтобы бушевать у меня в животе. Почему-то уже сейчас я уверена, что ты девочка. Прошла