«Вы даже представить себе не можете, – лукаво и страстно убеждал он одного из руководителей НИИ, – как изголодались наши служащие по редким хорошим книгам, которых днём с огнём не достать и которые они все готовы по ночам от руки переписывать. Они ведь у нас не простые рабочие с заводов ЗИЛ или АЗЛК, а научные сотрудники и инженера, до знаний, до большой литературы охочие. Журналы, вон, газеты и брошюры разные прямо из рук друг у друга рвут, я же вижу, каждый новый номер до дыр зачитывают, до проплешин. Сколько им можно, в конце-то концов, скажите, ответьте по совести, как на духу, по публичным библиотекам бегать да в очередь там записываться за томиком Шолохова и Булгакова, за Есениным тем же – Поэтом милостью Божией, книжки которого там посетители изодрали и замусолили так, что и читать невозможно? А я им всё это достану, облегчу труд: у меня в книжных магазинах связи имеются. И ничего плохого здесь нет: куда сейчас денешься, без связей-то?! Согласитесь!… Да люди нам с Вами только спасибо скажут за это, поверьте, любые деньги заплатят за Шолохова и Есенина – уверяю Вас! Это такие кудесники и мастера великие и бессмертные, за творенья которых людям ничего не жалко будет отдать, ничего… Я, товарищ директор, – итожил он, – настроения наших работников хорошо знаю: сколько лет уже с ними бок о бок тружусь…»
И он тоже, в итоге, разрешение получил и организовал бригаду, и тоже из молодых и шустрых, с которыми принялся регулярно – на институтской машине и в рабочее время! – по книжным магазинам мотаться, книги там закупать. Ему даже под это дело склад на первом этаже выделили, который довольно быстро заполнился почти до краёв, на котором несколько пудовых замков висело… За редкие книги, за классику ту же он тройную цену как правило брал, за собрание сочинений – и того больше. За произведения современных авторов брал две цены, и люди ему платили. Все они в институте получали приличные деньги по тем временам, а книги стоили дёшево, можно сказать – копейки. Вот люди и кормили этого упырька, Александра Семёновича, кривились про меж себя, но кормили. А потом запоем читали купленные тома прямо за рабочим столом: делать-то становилось нечего…
-…Впрочем, –