«Тетя Котя, нас много?» – «Ну конечно много, Вакси». – «Больше, чем миллион?» – «В сто раз!»
Теперь вместо пионеров на Маркса, 55 стояла улюлюкающая толпа пятых. Курро завизжал прежде, чем морпех его тронул. Шевчушкин залепил его странно взрослую физиономию всей своей огромной лапой. Сжал. Меж пальцев засквозила кровь. Разжал. Вытер лапу о курровский пальтуган. Мироша махнул ремнем с якорем. На этом акция возмездия закончилась.
Сон Акси-Вакси на двенадцатом году детства
Почему-то снилось все такое белое, здоровенное, в непрерывном державном движении, то ли в полете, то ли в плавании, гуси, что ли?
Гуси, гуси, гаганты! Улетаем, андерсоны, диверсанты! Огромная стая, ведомая Курро, проходила через весенний сон пятых. Те норовили выдрать у него перо. Оголенное, в пупырышках пузо теряло скорость. А гвардии мичман взмывал все выше! Лирическим баритоном сукин сын выводил советскую лирику:
Там за волнами,
Бурей полными,
Моряка родимый дом!
Над крылечками
Дым колечками
И черемуха за углом.
Ну, а главное —
Это славная,
Что давно матроса ждет.
Шлют улыбки ей
Волны зыбкие,
Ветер ластится штормовой.
Пронзительный, то ли юношеский, то ли девичий голос взвинтил предвкушение чего-то то ли любовного, то ли порочного:
Синие очи
Далеких подруг!
Ой вы, ночи, матросские ночи!
Только волны да ветер вокруг!
На каком-то огромном историческом вираже произошла мгновенная смена власти. Мироша стал морским тираном всех пятых. Курро занял за ним строго второе место и этим определил всю свою будущую жизнь: он рос постоянно и непрерывно, однако никогда не смог занять места выше заместительского.
Мироша наоборот. Он стал отдаленным и таинственным владыкой. Однажды всей семьей Котельники-Ваксонычи-Шапиро сидели на невероятно высокой деревянной лестнице из тех, что понастроены были в эпоху «Бесприданницы» на высоком берегу Волги. Мальчик оделял всю семью кристаллами глюкозы. Сверху спускался здоровенный и раздутый до кипения тульский самовар. Снизу поднимались чайные приборы, несомые группой активистов во главе с Курро. Семья готовилась испытать удовольствие, процеживая бурый чай сквозь помещенные во ртах кристаллы. Щеки выглядели не совсем симметрично.
И вдруг глубоко внизу сквозь неслыханной красоты березовую рощу прошла броневая эскадра Волжско-Каспийской флотилии: четыре мелкосидящих речных дредноута с огромными пушками. По палубе одного из них, то ли ведущего, то ли из ведомых, прогуливался контрик-адмиралчик Степаша Мироша в петровской треуголке. Очевидно, он обдумывал удар по Ирану и так растворился вместе с кораблями, оставив только густой хвост угольного дыма.
Мне было пять лет. Я вспомнил этот возраст вместе с дымом. Я стоял в огромной спальне у огромного окна. Страдал одновременно коклюшем, свинкой, чесоткой и водянкой