– Сильва! Так что там оконные конструкции? – перебил Петя.
– Да… привозят ему рамы, он с воза хвать одну, и велит сбросить ее со второго этажа. И если та лопается, он всю партию взад вертает! У него деревянные детали не просто олифой покрывали, а варили в олифе, в огромных чанах, много часов. А кирпич как обжигали, а как его проверяли: погружали в воду, и не дай бог, треснет – опять всю партию вертает. Кирпичи – красавцы! Три оттенка было – железняк, красный и алый. Вот этот дом… – он ласково провел ладонью по стене, – из красного кирпича. Но оштукатурен… Петь, а что это у тебя серьга такая мощная, смотри, ухо как оттянулось. Ты прям как эти чурбаны… ну, с острова Пасхи.
Петя усмехнулся, тронул мочку и впрямь оттянутого уха, пояснил:
– Вешаю еще одну нить марионетки. Дополнительные двигательные возможности, понимаешь? Пальцев-то всего десять…
После второй чашки чая Сильва решил, что все уже согрелись и пора переходить на пиво с чехонькой.
Вскочил, пошел за пивом – за неимением места на кухне холодильник стоял в зале…
Петя глянул в окно: там уже загустел сизый сумрак и, как старый алкоголик, очнулся мутный дворовый фонарь, время от времени вновь засыпая. Одно за другим в стылом воздухе темного двора стали оживать желтые, голубоватые, оранжевые окна…
Подобрав под себя ноги, Лиза притулилась в углу кухонного диванчика и, кажется, задремала.
– Детка, – позвал он с тихой нежностью. – Ты бы пошла, легла… Боюсь, это застолье на века.
Она не ответила, не шелохнулась, но через минуту спустила с диванчика ноги, нащупала тапки и вяло поплелась в спальню. Утомилась за день, подумал он с беспокойством: полет с пересадкой, потом дорога из Курумоча, ну и Сильва на радостях молотит и молотит, как подорванный… И вдруг опять вспомнил – будто внутрь ему плеснули огня, – как вчера метались над ним красные рыбки на пижамной куртке, и как потом за завтраком она сидела напротив него на террасе, и ее длинные задумчивые брови струились, как атласные ленточки. Эти брови были самым живым и прекрасным, самым точно угаданным, что получилось в Эллис. Конечно, идеальным было бы использовать настоящие волосы Лизы, но… В общем, он славно выкрутился: подстриг Карагёза и долго экспериментировал с красками, подбирая точный оттенок.
– Во! От это – пиво! – Сильва появился с гроздью бутылок в каждой лапе. – Я тебе скажу: ваше чешское отдыхает. Смотри и запомни, серьга: «Фон Вакано темное»! А есть еще «Фон Вакано светлое». Ты какое предпочитаешь?
– Неважно… Я не большой пивец.
– Да ладно, рассказывай, ба-агема! Ты попробуй: это ж знаешь в честь кого названо? Думаешь – это стеб такой, иностранное имя, то-се… как мадам Помпадур?
Он разлил пиво в высокие пивные бокалы (все, все у тетки в буфете было, эх, Вися-Вися…) и разорвал бумажный пакет с рыбой, вываливая ее на клеенку.
– Альфред Филиппыч фон Вакано, потомственный