– Папа, так ты пригласи ее к нам на обед. Я слышала о ней. Может быть, она нам что-нибудь споет. Потом, мне нужна конкуренция, я тогда лучше выгляжу.
– Валерий, моя дочь ерничает, не смущайтесь, действительно давайте пообедаем, а после этого вернемся к нашему разговору.
Дрожжин прошел в комнату, надел светлый пиджак, бросил на себя взгляд в зеркало и, прыснув одеколоном на появившуюся за последние дни щетину, стал спускаться к своей машине. Ольга выглянула в окно и крикнула:
– Папа, а цветы?! Эта женщина заслуживает вон тех роз. – Ольга указала на центральную клумбу, где было много красных роз. – Только осторожно, папа, они колючие.
Она захохотала, но ее слова возымели действие. Дрожжин осторожно сорвал пять роз и, сев в машину, выехал за ворота.
По дороге он вспомнил, как Татьяна пришла на их первый сеанс. Он никак не мог ее правильно посадить. Наконец свет нашли, и она замерла. На ней было длинное платье – не видно было ног. Он об этом сказал. Тогда Татьяна, не стесняясь, подогнула платье и спросила:
– Так хорошо?
Он ответил – да! Но минут десять Дрожжин не мог начать работать. Он смотрел не на загорелое лицо, на котором сияли фонариками синие глаза, аккуратный, привздернутый носик, густые выцветшие волосы, спадавшие почти до плеч, Дрожжин не сводил глаз с ее точеных ног, так бесстыдно ею обнаженных по его первому зову. Татьяна знала, что он смотрит, и ей этого хотелось. Именно в эту минуту что-то замкнулось и стало их тайной.
В следующий раз она пришла в подшитом платье. И опять он долго не мог успокоиться. На третьем сеансе он знал, что влюблен, и решил не торопиться с окончанием портрета и ждать своего часа.
Подъезжая к дому Горина, он увидел ее рядом с тем неприятным Костылем, с которым он беседовал прошлый раз. Татьяна сидела с этим типом на скамеечке, на другой стороне дороги. Он просигналил и подъехал к воротам горинского дома. Татьяна попрощалась с Костылем – так он мысленно прозвал этого типа – и заспешила к машине Дрожжина. Он решил не выходить, тем более с розами, а приоткрыл дверцу кабины и пригласил ее присесть рядом с собой. Версии и предупреждения соседа Валерия не прошли даром, и Дрожжин поймал себя на том, что оглядывается и становится осторожным.
– Как я рада вас видеть, Виктор Алексеевич, – заговорила она взволнованным голосом. – Всю эту неделю я жила как в бреду. Когда убили Мишу…
На этой фразе Дрожжин резко повернулся к ней и с недоумением посмотрел на нее.
– Да-да, они его убили!
– Кто? – сдавленным голосом спросил он.
– Его убили те, кто приезжал на берег. Этот подлец Игнатов и следствие считают, что Миша сам напоролся на электрический столб и, падая, смертельно ударился. Но это неправда! Это ложь! Я видела следы, которые они потом затоптали. Они ему разбили голову, а потом тащили к столбу и имитировали удар при падении.
– Это