Горластая она была! Пела! С прополки возвращаются, и слышно – поют, мать – первым голосом. Я до сих пор помню некоторые песни, которые она любила.
Стоить гора высокая
Попид горою гай, гай…
Зэленый гай, густэсенький,
Нэначе справди рай!
Перед самой войной жизнь как-то начала налаживаться, входить в колею. Оба деда – дома. В магазинах появился ситец, керосин. Колхоз начал выдавать зерно на трудодни. Дед Пантелей сменил соломенную крышу хаты на черепичную. Появились в широкой продаже патефоны. Стали приезжать, правда редко, кинопередвижки с показом «немого» кино. И главная радость для ребятишек – откуда-то, хотя и не часто, привозили мороженое. В свободное от работы время, по воскресеньям, семьями выезжали отдыхать в лесополосы. Мужчины пели протяжные русские и украинские песни, пили водку, иногда дрались. Мальчишки гоняли мяч, а женщины делились новостями да присматривали за мужьями и детьми.
В один из таких воскресных дней, 22 июня 1941 года, утром, пришла страшная весть – началась война. Все жители Привольного собрались у сельского Совета, где был установлен радиорепродуктор, и затаив дыхание слушали выступление Молотова.
Войну я помню всю, хотя кому-то это, наверное, покажется преувеличением. Многое, что пришлось пережить потом, после войны, забылось, но вот картины и события военных лет врезались в память навсегда.
Я появился на свет 2 марта 1931 года в Привольном, а крестил меня в церкви села Летницкое дед Андрей, сменив имя Виктор, данное мне при рождении, на Михаил. Так что, когда началась война, мне уже исполнилось десять лет. Помню, за считаные недели опустело село – не стало мужчин. Повестки о мобилизации привозили из райвоенкомата ближе к ночи, когда все возвращались с работы. Сидят за столом, ужинают, вдруг – лошадиный топот. Все замирают… Нет, на этот раз посыльный проскакал мимо. Отцу, как и другим механизаторам, дали временную отсрочку – шла уборка хлеба, но в августе призвали в армию и его. Вечером повестка, ночью сборы. Утром сложили вещи на повозки и отправились за двадцать километров в райцентр. Шли целыми семьями, всю дорогу – нескончаемые слезы и напутствия. В райцентре распрощались. Бились в слезах женщины и дети, старики, рыдания слились в общий рвущий сердце стон. Последний раз купил мне отец мороженое и балалайку на память.
К осени кончилась мобилизация, и остались в нашем селе женщины, дети, старики да кое-кто из мужчин – больные и инвалиды. И уже не повестки, а первые похоронки стали приходить в Привольное. И опять по вечерам со страхом ждали конского топота. Остановится посыльный у чьей-то хаты – тишина, а через минуту – страшный, нечеловеческий, невыносимый вой…
В дом получали единственную газету «Правда». Ее выписывал отец. Читал теперь ее я. А вечерами читал вслух для женщин – о горьких новостях. Врагу сдавали город за городом, появились в наших краях эвакуированные. Мы, мальчишки, лихо распевавшие