болезненной мамой, которая больше всего на свете ценила тишину и уединение. Тамара никогда не приводила домой друзей, а потом вдруг оказалось, что у нее больше и нет никаких друзей. Вадим матери, конечно, не понравился, но он был спокойным, нешумным, нетребовательным, и она просто перестала его замечать. А у Тамары появилась семья. Родной мужчина в доме. Она с удовольствием убирала, стирала, готовила, ждала его по вечерам. Как только он начал прилично зарабатывать, оставила работу. Тем более мать совсем слегла. За ней нужно было ухаживать. Из-за этого затянули с ребенком. Между Тамарой и Вадимом никогда не было страстных отношений. С самого начала они относились друг к другу как супруги, прожившие вместе много лет. Тамара даже думала, что Вадим просто такой нетемпераментный мужчина. Ее это устраивало. После смерти матери как-то все разладилось, обнажилось. Он стал приходить поздно. От него часто пахло спиртным, он научился повышать голос, хлопать дверью, раздраженно уходить среди ночи из спальни на диван в гостиную. Говорил, что ему мешает, как она шелестит страницами книги. Однажды она услышала, как он вернулся на рассвете. Слишком шумно передвигался по квартире, что-то бормоча себе под нос, включал воду в ванной, хлопал дверцей холодильника, а потом захрапел в гостиной. Она накинула халат и тихонько вошла в комнату. Ее муж развалился на диване совершенно голый, от него несло перегаром, а на шее, груди и даже внизу живота темнели какие-то пятна. Тамара подошла ближе и поняла: это следы порочных поцелуев. С тех пор она закрыла между ними дверь. Он больше никогда не знал, о чем она думает, что чувствует. Но на бытовом уровне общались как прежде. Только о детях уже никогда не заговаривали. Тамара не считала обид. Просто несла свой крест. Потому что по-прежнему считала мужа родным человеком. Она не знала, что ей делать со своей жизнью без него.
Тамара поднесла к глазам старый снимок Вадима. Добродушное лицо, ласковый взгляд, мягкая, нерешительная улыбка. Она смотрела на него долго, вспоминая, узнавая, ощущая. Потом изображение дрогнуло и расплылось в ее слезах. Уголки смеющихся глаз Вадима вдруг опустились, губы сложились в страдальческую гримасу, линия лба трагически надломилась. Тамара быстро отложила снимок и прижала обе руки к разболевшемуся сердцу. Но уже невозможно было унять ни эту боль, ни острую мучительную жалость, ни беспощадную работу собственного мозга. Больше не было ни воспоминаний, ни живого, безмятежного лица мужа. Она отчетливо видела лишь страшное, изуродованное тело. Тамара встала, походила по квартире, затем попила холодной воды из-под крана на кухне, положила капсулу нитроглицерина под язык. Все бесполезно. Чувство безысходности заставляло сердце биться с трудом, с острой болью, вытесняло воздух из легких, уничтожало всякий смысл Тамариной жизни. Дело даже не в потере близкого человека. Дело в том, что осталось ей. Труп, изувеченный убийцей. Мысли о женщине, которая наверняка была там с ним. Кто и за что мог его так ненавидеть? На что он был способен на самом деле? Завтра приедут из Брянска вызванные Тамарой родители Вадима. Ей нужно стоять рядом с ними и смотреть, как они читают акт экспертизы? Количество ножевых
