Они долго смотрели друг на друга молча. Камуфляжные штаны, высокие армейские ботинки, объемистые рюкзаки, истертые временем и непогодой ветровки. И глаза такие же – истертые. Глаза без малейшего намека на счастливый исход.
– Ну что? – сказал наконец Серп. – Двигаем?
– А как же иначе, – сказал Молот и кивнул.
Лицедей поднял лицо к небу. В предвкушающей солнечный свет бледной синеве скользила обрывком ночи хищная птица. Ястреб или сокол.
Серп повел головой, втянул носом воздух.
– Ну что? – повторил он. – Пора. Танюха уже здесь.
– О чем думает? – спросил Лицедей.
– О том, что ее молодой человек согласился сюда приехать, только чтобы побыть рядом с Катей. Она думает, что ему нравится Катина грудь и ради этой груди он готов мерзнуть в палатке холодной сентябрьской ночью и гулять по лесу. Она пока не решила, хорошо это или плохо.
– Все?
– Танюха больше не сомневается. Вспомнила, на кого он раньше смотрел так же, как теперь на Катю.
– На кого?
– На нее.
– Девчонка-то не дура, – сказал Лицедей. – Соображает. Хотя ночи пока не такие уж холодные.
Спустя четверть часа солнце все-таки поднялось над горизонтом, запустив механизм нового дня. Трое шли через бурелом. Замшелые острия обломанных веток впивались им в кожу, цеплялись за одежду, смола пачкала ладони, паутина, тонкая и невесомая, словно воспоминания о счастье, липла на лица. Ботинки с чавканьем погружались в пушистый мох.
– Это болото, – сказал Молот. – Ты завел нас в болото.
Лицедей продолжал идти молча, не глядя по сторонам. Серп вполголоса напевал песенку о том, как меркнет солнце и тонет в море земля. Выходит, к кому именно обратился Молот, не совсем понятно – поэтому он произнес ту же фразу еще раз, более отчетливо и сурово:
– Дурак, ты завел нас в болото!
Лицедей остановился, медленно обернулся:
– Дурак?
– Что?
– Ты сказал «дурак»?
– Похоже, да.
– Ты выглядишь как взрослый мужчина, не забывай. Как мужик. Мужики не называют друг друга дураками. Это звучит странно.
Молот пожал плечами:
– Я не хотел обидеть тебя, а потому использовал самое безвредное из известных мне оскорблений.
– Я знаю еще более безвредное, – заявил Серп. – Шмара. Нет, то есть глупец. Да, глупец.
– Глупец обиднее, чем дурак. В нем есть дух старины, а значит, и смысла больше.
– Хорошо, – кивнул Лицедей. – Я понял. Двигаем дальше.