Девушка унаследовала невзрачность отца, однако лучистая улыбка совершенно преображала ее лицо.
Вот и сейчас – лишь только она посмотрела на перепуганную Щербатову и улыбнулась ей, все окружающие сразу поняли, что Марья Васильевна взяла новенькую под свое покровительство и девушки непременно станут подругами.
Но все окружающие ошиблись… Они станут не подругами, а сообщницами, и окажется, что проницательнейшая из женщин, как часто называли Екатерину Алексеевну, из лучших побуждений выпустила таку-ую щучку в озерко своего житейского и сердечного благополучия, каких немного встречала за свою многотрудную и богатую событиями жизнь.
Но все это было еще, как любят говорить господа сочинители, в тени грядущего…
Шествие двинулось дальше по галерее. Правда, Храповицкий несколько задержался: мимоходом вынул, наконец, Дарью Александровну Черкасскую из ее скомкавшихся фижм и поставил на ноги, после чего поспешил за императрицей. Это было все, чем он мог помочь своей бывшей пассии.
Императрица невольно улыбнулась, вспомнив себя в те далекие годы. Ждать неведомо чего – это прекрасно. Столько лелеешь надежд! И веришь, что все будет великолепно. Если любовь – то обязательно взаимная и вечная. И она непременно закончится пышной свадьбой, как в сказках!
А между тем тогда она была уже замужем. И это ее несколько смущало. Самую малость, но все же смущало. Она ведь помнила о своем положении. Любовь – значит супружеская измена. Прелюбодеяние! Сладострастие! А это смертный грех. Грешить было страшновато… И все же Екатерина смутно понимала, что готова согрешить, предаться греху. Она ведь знала: quod licet Lovi, non licet bovi, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Ей очень нравилась эта поговорка! Она была чем-то вроде индульгенции.
Екатерина ждала… и дождалась. Встрепенулась, когда в ее кругу появились два новых лица – камергер Сергей Салтыков, сын одной из любимейших фрейлин императрицы, недавно женившийся, и его друг Лев Нарышкин.
Нарышкин оказался одним из самых странных людей, каких только приходилось встречать Екатерине. Никто так не смешил ее, как он. «Это врожденный арлекин, – размышляла Екатерина, – и если бы он не был знатного рода, к которому принадлежал, то мог бы зарабатывать своим комическим талантом». Левушка (его можно было называть только так, отчество к нему совершенно не шло!) был очень неглуп, обо всем наслышан и замечательный собеседник. А лучше всего он умел занимать Чоглокова, который пытался надзирать за великой княгиней. Нарышкин заговаривал ему зубы, а в это время Салтыков обращался с пламенными признаниями к Екатерине.
Вот какова была причина его частых посещений! Любовь!
Екатерина едва не лишилась чувств, когда услышала это признание. Ведь Салтыков был прекрасен, как день, а как он был красноречив, какую восхитительную картину будущего счастья он рисовал! Счастья,