…Мимо рощи той, мимо рощи той,
Мимо рощи той дороженька то́рна[13].
Расто́рным-то́рна, расто́рным-то́рна,
Расто́рным-то́рна, пробита до песка.
Ещё кто эту, ещё кто эту,
А ещё кто эту дороженьку тори́л?
Удалой молодец, удалой молодец,
Удалой молодец к красной девице ходил…
– Впрямь, Данило это. Его голос… Ишь, глотку дерёт! Знать, повезло дурачине, отыскал Жар-птицу.
Досадно боярину, но отлегло от сердца. Плаха ему теперь не грозит. А тут и Данило-охотник подъезжает. Да не один, а с Царь-девицей, с красой ненаглядной.
– Гей, боярин! И ты, брат, здесь? Вот славно-то!
Спешился Данило. Боярина обнял, по плечам охлопал. Слава Богу, живы оба остались. А боярин пуще того радуется.
– Здрав будь, Данило-охотник! Я уж и дождаться тебя не чаял. А это кто с тобой? Такой красавицы и во сне не увидишь!
Ссадил Данило красавицу с коня. Сам не нарадуется.
– Невеста моя, наречённая.
Отвесил боярин Царь-девице земной поклон.
– Царица, сразу видно. Не из простых. Ну, совет вам да любовь. Проходите, гостюшки дорогие, отдыхайте! – Но Данилу возле шатра придержал. – Жар-птицу добыл?
Отвязал Данило от седла золотую клетку. Коня по крупу хлопнул. Ступай, дескать, Сивко-Бурка, пасись до утра. Сам узорчатую накидку с золотой клетки сдёрнул. Гляди, боярин! И будто солнце в глазах вспыхнуло. Трава из-под земли в рост пошла, птицы зазвенели. Лето красное по всей степи наступило.
– Моей невестушки подарочек, – Данило говорит. – То-то князь обрадуется!
Закивал боярин, заохал.
– Князю радость, а нам вдвойне. На плаху князюшка теперь не отправит.
– Твоя правда, друг сердешный.
Уселись все трое во шатре на парчовых подушках. Боярин дорогих гостей от всей души угощает.
– А и выпьем мы, други милые, чару зелена вина за птицу Счастья, да за твою удачу, Данило. Наш Данило, девица, за что ни возьмётся, всё ему удаётся!
Улыбнулась Царь-девица.
– За жениха моего милого!
– За тебя, красное солнышко, – Данило отвечает.
Выпили дорогие гости за счастье, за удачу, себя не забыли. Один боярин тайком от гостей выплеснул свою чару вина наземь. Тут Царь-девица за гусли взялась, за звончатые. Грустно, говорит, мне что-то, Данилушко. Запели гусли, заиграли. Голос бархатный душу тоской щемит:
Ой, не полымя в бору
Полыхает ало –
Слёзы горькие я лью
По тебе, удалый.
Скакуну в сыром лугу
Мята с зверобоем,
А сопернику-врагу
Ножик в ретиво́е[14].
Свянет мятая трава,
Цвет на бересклете[15]…
Не