– Держи-и! Укра-а-а-ал!
Весь эшелон в окна выставился. Тоже зрелище, как в театре.
Подмосковные ребята —
Жулики-грабители:
Ехал дедушка с навозом,
И того – обидели-ли!
Из всех пятнадцати вагонов, из ста окошек пятьсот насмешливых рож, пятьсот ядовитых глоток. Крик, хохот, рев, визг, подначки. Кто во что горазд:
– Эй, Воронеж, хрен догонишь!
– А догонишь – хрен возьмешь!
– Эй, мужа, гляди, потеряла!
– Не баба – паровоз! Выпусти пар, а то взорвешься!
– Может, ее к поезду – вагоны толкать?
– Буфера велики!
Кто-то модную песенку заорал, ее подхватили: «Поезд едет из Тамбова прямо на Москву, я ляжу на верхней полке и как будто сплю… Пари-ра-ра! Держи вора!»
Из окон посыпались огрызки, бутылки, банки, они-то и притормозили вражеское продвижение фашистско-мамаевых орд. Как всегда в истории, исход сражения в конечном счете решал народ. Сашка первым подбежал к своему вагону, ухватился за поручень, оглянулся.
Колька поскользнулся, выронил кусок хлеба, который держал в руке. Нагнулся подобрать, второй уронил.
А деваха, грозя в окна кулаком, уже топочет рядом с Колькой. Вот-вот ухватит. А сзади мужичишко. А какой-то парень из добровольцев потеху себе устроил. А там еще, еще бегут…
– Брось! – закричал Сашка изо всех сил. Отчаянно, на весь Воронеж. – Брось! Брось! Брось!
Колька растерялся, но уже дыхание над собой услышал! Не дыхание, а шипение будто, скрежет и лязг: не меньше как танк на него наезжает!
Чуть не на четвереньках, на руках и ногах запрыгал, за лесенку руками схватился, а уж деваха его за ноги тянет.
Сашка и проводник вцепились в Колькины подмышки, рвут к себе, а деваха к себе, растягивают, как гармошку. Орет, голосит, визг поросячий! И парень рядом…
Рванули бедного Кольку, так рванули, что осталась у девахи в горсти Колькина штанина.
А парня, что подоспел и руки протянул, проводник флажками по морде да сапогом добавил.
– Не лезть! – закричал. – Шелгунщиков не пущаем! Ха! Спекулянты несчастные! Ме-шоч-ники!
И снова полетели в них из окон банки-склянки, а кто-то попытался мочиться на ходу…
Под улюлюканье, под насмешки поезд набирал скорость.
«Па-ри-ра-ра! Де-р-жи вора-а!»
5
Батон кормил Кузьмёнышей долго. Нутро они выгрызли до крошки, до пылинки вылизали и съели. А вот форма…
Жесткая корка стала им сосудом, ее берегли. Волшебным сосудом, если посудить. От нее, по Сашкиной идее, пользу можно было взять двойную, тройную, пятерную!
На станциях, на крошечных полустанках со своим пустотелым батоном и неизменной тридцаткой, которая торчала у Кольки из кармана, они подскакивали к рыночным теткам и просили налить в батон сметанки, или ряженки, или варенца.
Потом между братьями разыгрывалась маленькая шумная сценка: один из них начинал кричать, что дорого, а поезд отходит…
Молочное выливали, а то, что впиталось в батон, выскребывали