И она – улыбнулась ему в ответ. Потому что – действительно, зачем ей это знать. Разве это что-то изменит?
И потом, лежа на полотенце, подставив солнцу всю себя, думала она о его словах, как много знала она, Надя, Надежда Петровна, доцент, преподаватель престижного вуза – и что с того? Что – знания ее – сделали ее счастливой?
И подумала она – так много знала она правил, что можно и что нельзя делать, какой надо быть, как себя вести – что совсем перестала уже быть свободной, быть – живой. А он вот – она посмотрела на Павла, на спину его, на которой под солнечными лучами синим цветом отливали купола церкви – он никаких правил не знает. Он – дикий. И – свободный. И – живой. И – интересно с ним. И – хорошо…
Но, помолчав, – спросила все же то, о чем захотелось ей спросить:
– Павел, а что не мог ты – не размазывать этих раков… – И, поймав непонимающий его взгляд, пояснила:
– Ну, объяснил бы этому, как его, фраерку, что – нехорошо так…
И он, поняв, о чем она, – расхохотался звонко, как будто что-то очень смешное она сказала. А потом сказал серьезно, как истину втолковывая:
– Я – не мог… Не мог я, Надюш. Это ты, Надя, начала бы ему лекцию читать о том, что такое хорошо, а что такое плохо. А я лекций читать не умею. Я – сразу в морду…
И подумала она: да, он сразу – в морду. Поэтому и пять ходок у него, что не умеет он объяснять, что – хорошо, а что – плохо…
…Море заволновалось, и незаметно как-то небольшие еще волны переросли в крутые, сильные. И странно это было – такое было спокойное море, такое ровное, и вдруг – шторм.
Они сидели на берегу, в нескольких метрах от кромки моря. И мелкие брызги, мокрая соленая пыль окатывали их от волны до волны. И – хорошо было вот так сидеть. Просто сидеть молча и смотреть на эту силу, эту стихию.
Но – недолго они так просидели, потому что Павел вдруг поднялся, взял ее за руку и сказал:
– Пойдем, Надь…
И она не спросила, куда. Потому что не нужно было ему ее согласия, это она про него уже поняла. Везде он был хозяином. И с ней тоже чувствовал себя хозяином. И – нравилось ей это, нравилось, если быть честной.
Они подошли к молу, который уходил далеко в море и о который разбивались, разлетаясь в миллионы брызг, волны. Красивым был сейчас этот мол, красивым, весь в перекатах волн, которые стекали с него, уступая место другим волнам. Казался он живым, играющим с волнами. И Павел повел ее туда, – в конец мола, выступающий в море.
А она – сразу затормозила, остановилась и даже головой замотала – не пойдет она туда. Ни за что не пойдет.
И сказала:
– Павел, ты что, с ума сошел? Я не пойду туда… Там – страшно…
И он засмеялся, засмеялся радостно, как будто опять сказала она что-то очень смешное.
– Страшно… Ты не заешь, кошечка моя, что такое страшно… Разве это страшно?.. Это – не страшно. Это – прекрасно. Это – сильно. Это – свободно… Вот я и хочу, чтобы ты эту свободу почувствовала…
И