Смех, болтовня и возгласы сегодня раздражали. Может, оттого, что я снова не выспалась, а может, дело в том, что тетушка принесла неутешительные новости из больницы? Скорее всего, все сразу. Усталость навалилась, словно кто-то положил мне на плечи тяжелые ладони. Не знаю, как мне удалось идти вперед и не пригибаться к полу? Но вот впереди и сцена. Мельком бросила взгляд в одно из зеркал, что украшали стены. Увидела свое отражение – длинное вечернее платье со стразами на груди, почти черные волосы, спускавшиеся ниже лопаток, боевая раскраска и усталый взгляд. М-да… Не так должна выглядеть певица. Совсем не так.
– Алексис? – Кто-то из музыкантов позвал меня, и я поднялась на сцену.
– Готова? – Это был гитарист Майк. Симпатичный молодой человек с носом, похожим на картофелину. Впрочем, этот самый нос его совершенно не портил. Вместо ответа показала ему оттопыренный большой палец. Петь я всегда любила, и это было единственное, что я действительно умела делать. Парень хмыкнул.
– Тогда прошу к «станку»! Народ ждет!
Аппаратура уже сияла яркими лампочками, музыканты заняли свои места, и я подошла к микрофону. В тот же миг ревущие колонки затихли, смолкли голоса, и в кабаке воцарилась почти нереальная тишина.
– Что произошло? – Николас Рид был немного удивлен, когда громыхавшая из динамиков музыка замолчала. Он бросил взгляд на друга и увидел, что тот смотрит куда-то за спину Рида, чуть прищурив глаза. Прежде чем Николас обернулся, он услышал голос, и от этого звука, высокого и чистого, словно хрусталь, по его телу пробежали мурашки. Он замер, не решаясь посмотреть на обладательницу подобного голоса и поражаясь, что в подобном месте смог услышать что-то настолько прекрасное. Это было просто невозможно, немыслимо!
Девушка пела. Старая джазовая мелодия слетала с ее губ, словно стайка легких ночных мотыльков, что так торопятся на обманчивый свет лампы и находят в нем свою погибель. В ее голосе тоска переплеталась с надеждой обретенной любви. Она словно давала понять, что даже если ты все потерял, есть шанс все изменить и вернуть. В душе Николаса шевельнулось что-то глубокое, почти такое же, как голос исполнительницы.
Посмотри на меня:
Я беспомощна, как котенок на дереве,
И мне кажется, будто я зацепилась за облако.
Я не могу понять:
Я таю, едва взяв тебя за руку[1].
– Кто это? – произнес Николас и наконец повернул голову. Его взгляд упал на маленькую сцену в самом дальнем углу заведения. Несколько музыкантов и она – девушка в черном платье, ниспадавшем до самого пола. Тонкая, словно сотканная из теней и ветра, она покачивалась в такт мелодии, слишком простой и в то же время необъяснимо притягательной. Музыканты создавали ритм, фон, на котором, словно диковинный цветок, распускался ее голос. Николас не видел ее лица – свет ламп размазал черты в одно светлое пятно, – но догадался: девушка молода. Уж кто-кто, а он умел читать по голосам. Это была его работа. Певица меж тем продолжала