Джек уточнил дату. Кики назвала. По лицу Джека прошла невольная, еле заметная дрожь, слишком знакомая Кики в последние годы.
– Ну, если это и впрямь годовщина… – сказал Джек, думая, что его никто не слышит.
– Да, а поскольку в районе 15-го всем страшно некогда в любое время, мы решили отпраздновать ее день в день и дать возможность людям встретиться, познакомиться перед началом семестра и так далее.
– Но вам-то, – сказал Джек, предвкушая конец своей фразы и сияя от удовольствия, – друг с другом знакомиться не придется. Сколько лет вы вместе, двадцать пять?
– Дорогой мой, – ответила Кики, кладя ему на плечо свою полную, в браслетах и кольцах руку, – если честно, целых тридцать.
Что-то мелькнуло в голосе Кики, когда она называла эту цифру.
– Как же говорят про такой брак? – вспоминал Джек. – То ли серебряный, то ли золотой…
– Железный, – сострил Говард, привлек к себе жену и чмокнул в щеку. Кики от души рассмеялась, звеня всей своей амуницией.
– Так вы придете? – спросила она.
– Это будет большая… – начал, сияя, Джек, но тут силой провидения включился громкоговоритель, и всех пригласили занять свои места.
7
«Реквием» Моцарта начинается с того, что ты идешь к огромной яме. Она за обрывом, который нельзя увидеть, пока не подойдешь к самому его краю. В этой яме смерть. Ты не знаешь, как она выглядит, звучит или пахнет. Ты не знаешь, зло она или благо. Ты просто идешь навстречу. Твоя воля – кларнет, а шаги сопровождает скрипка. Чем ближе ты к обрыву, тем крепче уверенность, что впереди нечто ужасное. И в то же время там благословение и дар. Без этой ямы в конце твой долгий путь попросту не имел бы смысла. Но вот ты заглядываешь в пропасть, и тебя захлестывает волна нездешних звуков. За обрывом – мощный хор, похожий на тот, веллингтонский, где ты пела целых два месяца и где, кроме тебя, все были белые. Это и небесное воинство, и дьявольская рать. Это те, кто изменил тебя на земле: армия твоих любовников, твоя семья, твои враги, безымянная и безликая женщина, переспавшая с твоим мужем, мужчина, за которого ты думала выйти замуж, мужчина, за которого ты вышла. Хор тебя судит. Начинают мужчины, и суд их очень суров. Затем вступают женщины, но снисхождения никакого, спор лишь становится громче и яростней. Однако ты понимаешь: это спор. Приговор еще не вынесен. Надо же, какая острая борьба идет за твою жалкую душу. Да еще обезьяны с русалками водят вокруг друг друга хороводы и съезжают вниз по витым перилам во время Kyrie, в котором, согласно программке, ничего такого нет даже близко.
Kyrie eleison.
Christe eleison.
Kyrie eleison[20].
Вот и все, что есть в Kyrie. Никаких русалок, просто молитва. Но Кики все равно видела русалок с обезьянами. Целый час слушать малознакомую музыку и чужой, мертвый язык – это опыт, полный взлетов и падений. Временами ты обращаешься в слух и как будто во что-то вникаешь. Но потом вдруг обнаруживаешь, что сошла с дистанции, – неизвестно как и когда, то ли от скуки, то ли устав вслушиваться, –