Я тут же вспомнил, что мужу положено поцеловать жену и пожелать ей доброго утра, даже если ему было отказано в супружеском ложе, и, подойдя к постели, я выполнил этот ритуал и спросил, как она спала.
– Проворочалась всю ночь с боку на бок, – сказала Франсуаза. – Тебе повезло, что ты спал отдельно. Нет, в Виллар поехать я не смогу. И не встану. В первой половине дня должен заехать доктор Лебрен. А тебе обязательно туда? Я надеялась, ты повидаешься с ним.
– Мне нужно в банк, – сказал я.
– Пошли Гастона, – сказала Франсуаза, – если дело в деньгах.
– Нет, деньги тут ни при чем. Мне нужно поговорить о делах.
– По-моему, господин Пеги все еще болен, – сказала Франсуаза. – Не знаю, кто его сейчас замещает. Кто-нибудь из младших служащих, скорей всего. Вряд ли от них будет много толку.
– Неважно.
– Нам надо окончательно решить, поеду я рожать в Ле-Ман или останусь здесь.
Голос ее снова звучал жалобно – таким обиженным тоном мы говорим, когда думаем, что нам не уделяют должного внимания.
– А ты что бы предпочла? – спросил я.
Она пожала плечами с апатичным, покорным видом.
– Решай сам, – сказала она. – Я хочу одного: чтобы меня избавили от этого кошмара и мне не надо было ни о чем тревожиться.
Я отвел взгляд от ее обвиняющих глаз. Сейчас бы и приласкать ее, и пожалеть, и поговорить о требующих решения вопросах, о мелких неприятностях повседневной жизни, которые делят между собой муж и жена. Но поскольку стоящий перед ней вопрос не имел ко мне отношения, а время для разговора было выбрано неудачно, я лишь почувствовал раздражение из-за того, что она затеяла его тогда, когда единственное, о чем я мог думать, была необходимость попасть в банк.
– Бесспорно, правильнее всего довериться доктору Лебрену, – сказал я, – и следовать его совету. Спроси, каково его мнение, когда он сегодня приедет.
Я не успел закончить фразу, как почувствовал ее фальшь. Франсуаза говорила не об этом. Ей нужна была поддержка, утешение, она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Мне отчаянно хотелось сказать ей, чтобы снять с себя бремя вины: «Послушайте, я не ваш муж. Я не могу посоветовать, что вам делать…» Вместо этого, словно подал милостыню, желая облегчить угрызения совести, я добавил:
– Я еду совсем ненадолго. Возможно, когда я вернусь, доктор Лебрен все еще будет здесь.
Франсуаза ничего не ответила. Вошла Жермена, чтобы забрать поднос с посудой, и сразу следом за ней – Мари-Ноэль. Поцеловав нас по очереди и пожелав доброго утра, она тут же потребовала, чтобы ее взяли в Виллар.
Это был идеальный контрманевр против Рене, странно, что я сам до него не додумался. Когда я сказал, что возьму ее с собой, глаза ее заплясали от радости, и, пока мать расчесывала ей волосы, девочка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
– Сегодня рыночный день, – сказала Франсуаза. – Если ты будешь толкаться в толпе, ты обязательно что-нибудь подцепишь. Блох, если