Но все прошло на редкость удачно, потому что мы под руководством нашего полкового инженера капитана Прибыткова очень хорошо подготовились. Три или четыре дня тщательно наблюдали за немцами и узнали их систему охраны. А ночью пошли через линию фронта и взорвали его. После взрыва поднялась стрельба, но все вернулись живыми.
А разве его не проще было уничтожить с помощью артиллерии?
Подробностей я не помню, но, наверное, нет, раз нас послали.
А почему вас перевели из автоматчиков в саперы?
Наверное, людей не хватало, вот и взяли. Интересно, кстати, как капитан отбирал себе людей. Просил написать на листке свои данные: фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, и смотрел, хороший ли почерк. Видимо, так определял твердость руки, это же очень важно при разминировании. А у меня и почерк был хороший, и рисовал я хорошо. Даже рисовал игральные карты офицерам полка. Когда мы всю осень в Польше простояли в обороне, то командир полка с офицерами любили играть в преферанс. Вот я им и рисовал.
И когда же вас подготовили на сапера?
Там же, в Польше. Пока стояли в обороне, все время занимались учебой и тренировками. Без дела не сидели. Но когда меня ранило, я уже был не сапером, а пулеметчиком.
Когда на Кенигсберг стали наступать, то из-за больших потерь меня, как более грамотного и с опытом, назначили командиром пулеметного расчета. Дали двух помощников. Но пулемет же надо таскать. Я сам тогда весил 47 килограммов, а станина пулемета 22 килограмма, но я ее нес… Днем спим, а ночью идем. Как получил тогда грыжу, так до сих пор с ней и мучаюсь… Так что быть сапером мне нравилось больше, чем пулеметчиком. Там как-то более конкретно чем-то занимаешься. И командиры были очень хорошие: капитан Прибытков, и Николай Рудаков – командир взвода.
Когда и как вас ранило?
Во время штурма Кенигсберга. Первое кольцо немецкой обороны брали другие части, а мы пошли в наступление на 2-е. Взяли его, но было ведь еще и 3-е. Помню, ночью подавили огневую точку прямо напротив нас, а как рассвело, опять пошли в наступление. Последнее, что помню, стреляли из кювета дороги, и тут где-то сзади – взрыв. Если бы я был без каски, то сейчас бы с вами не разговаривал. А так осколочек пробил каску слева-сзади, но далеко не вошел. Долгое время я хранил пробитую пилотку, а потом сдал ее в музей института.
Прихожу в медсанбат, тут один спрашивает: «Где автомат?» А я одной рукой зажимаю рану на голове и отвечаю: «Там! Иди посмотри!» А там в яме остались двое из моего расчета… Бойчук, что ли, белорус, хороший парень, и еще один. А у меня ранение оказалось легкое. Все быстро зажило, но больше я не воевал.
День Победы как встретили?
Мы стояли на окраине Кенигсберга, и в тот день я был дежурным по роте. Утром вдруг команда: «Строиться!» Что случилось? – «Победа!» Командир полка расцеловал всех офицеров, все расплакались… Но стрельбы у нас никакой не было.
Как