– Я туда каждый год кое-что добавляю, – Степан осушил оловянный стакан: «Это не только для мальчишек, но и для детей твоих».
– У меня тоже есть… – попытался возразить ему брат.
– Еще не помешает, – коротко сказал Степан: «Все это не мое, а семейное».
– У меня, может, и детей не появится, – хмыкнул Петя.
Братья помолчали.
– Кстати, – Петя оживился, – забыл тебе сказать. Я гамбургский вклад к нам в контору перевел.
– Как ты это делаешь? У тебя нет полномочий от Никиты Григорьевича покойного, – удивился Степан.
– За процент. Схема простая. У них есть доверенность от Судакова с правом передоверия, вкладом управляю я, а они получают звонкое золото, – Петя рассмеялся.
– Им какая выгода? – спросил Петя.
Петя зевнул:
– Я лучше всех в Лондоне деньги кручу. Не у всех есть время такими делами заниматься, а чтобы средства тухли, для нас, торговцев и банкиров, ровно как ножом по сердцу. Как их вложить, у меня голова болит, а конторы в Гамбурге и Антверпене прибыль считают. Жаль, что с Венецией у меня не удалось, а то бы все европейские вклады в мои руки перешли.
На мокрых камнях таял легкий снег. Узкие проулки Каннареджо тонули в наползшем с лагуны тумане. Петя постучал в низкую дверь.
Несколько свечей горело в тяжелом, бронзовом канделябре на отполированной до блеска дубовой стойке. Старик поджал тонкие губы: «Знаете, когда приходить».
– Не первый год дела с вашими людьми веду, – улыбнулся Петя.
– В пятницу до обеда, в субботу после ужина, как положено. Шесть дней работай и делай всю работу свою, а день седьмой, суббота, Богу, Всесильному твоему; не совершай никакой работы, – процитировал он.
Старик пристально посмотрел на него:
– Я о вас наслышан. Язык у вас подвешен отлично и в голове кое-что имеется, не спорю. Однако я как управлял мне доверенным, так и буду управлять.
– Я вам дам, – Петя потянулся к перу и чернильнице.
– Положи на место! – прикрикнул старик.
– Моя семья Марко Поло деньги одалживала, я не буду всяким мальчишкам чужие средства раздавать. Приходи, когда тебе сорок лет исполнится, когда детей родишь, тогда и поговорим. Если доживешь, – старик взглянул в затянутое моросью окно.
Петя открыл рот. Старик ехидно заметил: «Я доживу, не волнуйся».
– Еще Стамбул остается, – Петя разлил остатки вина: «Не мешает прокатиться туда, поговорить с держателями вклада».
– Смотри, – Степан усмехнулся, – только осторожней. Что с прибылью по вкладам, кому ты ее передавать собираешься… – он не закончил
– Пусть лежит, – отозвался Петя: «Потом решу, что с деньгами делать. Степа, – он почесал висок, – ты здешние острова знаешь. Приживутся пряности, что мы из Индонезии возим?»
– Отчего бы и не прижиться, – задумчиво ответил брат: «Только чтобы плантации закладывать, надо сюда рабов везти».
Петя хмыкнул:
– Это