Волчью Волынь словно вытесал небесный ваятель – из горы выступали ее огромные грузные башни. Она лежала будто на круглом блюде: позади – хребет, впереди – Дымное море, никогда не замерзающее до конца. Волынским судоходам не было равных, и, если летом, весной и ранней осенью к северным берегам приставали купеческие корабли, выменивающие пушнину, рыбу и жемчуг, зимой только волынцы, из города или с округи, могли совладать с потоками плавающих льдин. Хортим Горбович пришел в сентябре, но воины на веслах и проверенный кормчий едва справлялись. Княжич, как и обычно, греб наравне со всеми, но, когда корабль приблизился к исполинским воротам, встал на нос. И рядом – его воевода.
Раньше Фасольд был воеводой гуратского князя, отца Хортима. Колодезников сын, выросший далеко от Пустоши, – именно его гордый и крутой нравом князь долгое время считал своей правой рукой. Он изгнал Фасольда не за дела Хортима, а за собственную ошибку, но с тех пор воевода служил юному княжичу. Больше всего Фасольд напоминал Хортиму медведя – крупный, хмурый, с широкой грудью, поросшей седым волосом, хотя Фасольду было немногим больше пятидесяти. Волосы на голове, обрезанные ниже челюстей и тоже полностью седые, у него не то вились, не то лохматились. Кустистые брови сходились над неприветливыми серо-голубыми глазами. В когда-то разорванном и криво сросшемся ухе висела маленькая серебряная серьга.
– Мстивой Войлич – мерзкий человек, – угрюмо проговорил Фасольд и стиснул обух верного топора. – Не говори потом, что я не предупреждал тебя… княжич.
Ему будет тяжело назвать юнца князем, а ведь теперь Гурат-град сожжен и Кивр Горбович, его правитель, мертв. Фасольд посмотрел на повернутую к нему часть лица Хортима. Породистый горбатый нос, черный глаз под черной же бровью, густые, почти девичьи ресницы. И снова густые и черные волосы, разметанные по плечам и перехваченные у лба тесьмой. Но Хортим не был красив. За время изгнания он осунулся, а ветра словно выдубили его черты. Выемки щек, ранние морщинки в складках век, в уголках губ. И когда он повернулся к воеводе, Фасольд снова увидел взбухший малиновый ожог под его правой скулой, стекающий сначала на подбородок и шею, потом – на руку и, Фасольд знал это, на бок под одеждой.
Единственная встреча Сармата с княжичем, случившаяся пару лет назад, закончилась плохо.
– Хватит об этом, – сказал Хортим тихо, но решительно. Корабль шел в исполинские, уходящие под воду ворота, и люди на боковых пристанях встречали его взглядами. – Держи себя в руках.
Воевода не терпел, когда ему указывал мальчишка. Фасольд – муж и воин, он грабил тукерские шатры, резал, жег и насиловал, когда Хортима и на свете не было. Но тот, пусть и разменял только девятнадцатую осень и, как и все, сидел на веслах, не позволял забывать, кто здесь власть. Фасольд помог Хортиму добыть