– Учитель Михаил переживать совсем вряд ли, – успокоил меня цефеанин. – Дети еда. Много дети много еда. Пробовать-угощаться.
Услышав это, рой шуршунов стремительно вылетел из аудитории, а альдебарранец приоткрыл в своем гробоскафандре небольшое отверстие и стал всасывать в него новорожденных бактерий. Те отчаянно пищали и пытались уцепиться за мебель. Я снял с себя рубашку, встал на колени и принялся собирать в нее малышей. Центаврианка и цефеанин наблюдали за мной с любопытством.
– Михаил, что вы делаете? – поинтересовалась центаврианка.
– Не видите? Спасаю бактерий!
– А вы, надеюсь, в курсе, что они для вас ядовиты?
Я отшвырнул рубашку с бактериями подальше.
– Кроме того, по Уложению Проксимы-3 все рожденные вне родной планеты бактерии подлежат немедленному уничтожению как бракованные. Так что дайте ребятам спокойно поесть.
Ко мне подкатился шар, заглянул в глаза и проскулил:
– Половой размножений пожалуйста. Очень надо. Снорри сейчас. Потом неможно.
– Нет, – твердо сказал я. – У нас… у нас время кончилось. Всем спасибо, увидимся завтра.
И я стремительно выбежал из класса, оставив инопланетян в недоумении. В учительской меня встретили аплодисментами.
– Мы наблюдали за тобой по трем камерам! – сказала красавица Мелани. – Ты был просто великолепен. Особенно когда снял рубашку.
Я густо покраснел. Позор-то какой! Стыдобища! Под рубашкой у меня была дедовская майка-алкоголичка, талисман на удачу. Я надевал ее на все важные мероприятия, и обычно мне везло. Но не сегодня, не сегодня.
– А лихо ты им задвинул про сердце! – похвалил завуч, Клеман Леклер. – Вот она, истинно землянская находчивость.
– Да-да! – хором грянули остальные. – Молодец!
Благодаря, кланяясь и пожимая руки я планомерно пятился к двери. Через пару мгновений я оказался в коридоре и рванул в сторону каюты. Мне хотелось провалиться сквозь пол и очутиться в открытом космосе. А еще лучше вернуться домой. Я готов на любую работу – хоть вибровилки мыть в придорожном кафе, лишь бы подальше отсюда. Я резким движением развернул экран и стал набирать текст заявления об увольнении по собственному желанию.
С каждой минутой моя решимость падала. Уволюсь, и дальше что? Родители затерроризируют, Катя окончательно отморозится. Денег нет, работы нет, моральный дух на нуле. Нет, надо попробовать продержаться хотя бы еще один денек. Может, втянусь.
Я решил вернуться в учительскую. Сделаю вид, что не сбежал, а просто пошел за глобусом. Он украсит мой личный стол и будет напоминать о светлых днях, проведенных на родине. Можно и на урок взять в качестве наглядного пособия. Схватив глобус, я вышел в коридор и похолодел от ужаса. Шар с Бетельгейзе, непринужденно катаясь туда-сюда, поджидал меня у лифта.
– Что вы тут делаете, Снорри? – спросил я как можно любезнее. – Заблудились?
Но