Главы последовательно повествуют о различных периодах биографии отца Софрония, начиная с истоков его творческого пути как художника в России, мучительных попытках выразить в своем искусстве вечность, а также экзистенциальных исканиях, приведших к восточным религиям. В главе 3 говорится о том, как он возвращается к христианству и принимает монашество на Афоне. И наконец, в главе 4 он предстает уже как иконописец, визуально воплощающий результаты своих исканий и многолетнего аскетического подвига.
Поскольку я не богослов, а художник, то лишь бегло касаюсь здесь богословских аспектов и надеюсь, что другие исследователи разовьют их в будущем.
Второй причиной, побудившей меня написать эту книгу, была возможность опубликовать размышления отца Софрония о православной иконописи, которые мне не удалось включить в первую книгу. Я познакомилась с отцом Софронием, будучи еще подростком. Он вдохновил меня заняться иконописью, и, когда в двадцать лет я пришла в монастырь, меня включили в группу иконописцев. Последующие десять лет я помогала отцу Софронию в благоукрашении монастыря и других художественных работах и тогда же стала вести записи, которые вошли в эту книгу. За это время я многому от него научилась, и мне захотелось поделиться его методами наставничества и мыслями об иконописи. Следует заметить, что тогда я была совсем юной, и разъяснения отца Софрония были обращены практически к ребенку, со взрослым человеком он говорил бы иначе. Однако отец Софроний уважал каждого человека, независимо от возраста и пола, ценил его свободу, отвергая шаблоны или какие-то общие представления. Если он встречал возражение, будь то из принципа или по невежеству, он, тем не менее, всегда считался с мнением собеседника. Следовательно, все возможные неточности в этой книге целиком лежат на моей совести. Я просто могла не понять то, что он имел в виду, и отец Софроний тут ни при чем. Он всегда советовал мне продолжать учиться, ибо икона сродни вечности, и в этой жизни достичь конца невозможно: Готовься духовно к иконописанию и не щади себя – не спи, будь крайне внимательна, больше молись, но в то же время радуйся жизни. Старайся добиться всего этого одновременно!
Глава 1
В поисках Бытия
«Стремясь к познанию всецелого, совершенного, наш дух естественно направлен больше всего к… Бытию Перво-Начальному; к Тому, Кто действительно есть»[3].
Жажда знания о Бытии путеводной нитью проходит через всю жизнь отца Софрония. Временами она слабеет, кажется, готова вот-вот оборваться, временами совсем истончается, но, вопреки всем испытаниям, уцелела и благодаря непрестанным усилиям в конце концов превратилась если не в прочный канат, то в линию жизни.
Сергея Семеновича Сахарова (1896–1993), будущего отца Софрония, с малых лет волновал вопрос вечности. Он открыто, по-детски, обсуждал его и спорил с друзьями, пытаясь понять, где же находятся дедушки, бабушки и другие умершие люди. Поскольку вырос он в православной семье, то был приучен молиться за ушедших, но эти молитвы не утоляли его любопытства. У Сахаровых была большая семья, десять детей, и до тринадцати лет Сергей рос третьим ребенком, но после смерти брата ему перешла роль старшего сына. Мать, Екатерина Евгеньевна, была глубоко верующей и стремилась дать своим детям христианское воспитание. О них, главным образом, заботилась няня, тоже набожная и богомольная. Она часто водила Сергея на службу в храм, и он привык бывать на длинных богослужениях, сидел у ее ног и молился. Когда он выходил из церкви после таких служб, ему случалось увидеть Москву не при обычном дневном освещении, а окутанную каким-то неземным золотистым сиянием, и при этом он испытывал ощущение невыразимой радости и умиротворения. Ему не раз доводилось испытывать духовные переживания, но только гораздо позже он осознал, что ему было даровано созерцать этот свет[4].
В остальном у Сергея было обычное детство, он любил весело проводить время с друзьями, стал заядлым футболистом. Как-то зимой в деревне они с приятелями вскарабкались на крышу сарая, поскользнулись и, к счастью, свалились в огромный сугроб, случайно оказавшийся внизу. Они тут же повторили эксперимент и прыгали бы без конца, не останови их случайный прохожий. Позже, уже художником, Сергей часто прогуливался по крыше дома, где находилась его мастерская, высоко над Москвой, чтобы проветрить голову.
Семен Сахаров, отец семейства, был кожевником – он изготовлял изящные дамские сумочки – и был вхож в московское светское общество. Он дружил с одним из лучших московских портных[5], снабжавших его костюмами, и поэтому всегда выглядел весьма элегантно. Отец Сергея отличался красотой и добросердечием, любил повеселиться и пошутить. Он отдавал детей в лучшие школы, где те могли получить прекрасное образование и глубокие знания литературы и культуры. Хотя мы не имеем точных сведений, какую именно московскую школу