К чему и зачем я все это говорю Вам, граф? Потому, что образы лорда Бенедикта и Ваш стоят передо мной неотступно. Только в Вашем доме я впервые поняла, что жизнь может двигаться вперед добротой. И странно, там, в доме лорда Бенедикта, я не ощущала особенно сильно его и Вашего влияния. Даже – почти изгнанная лордом из его дома – я зло смеялась первые дни, усердно отравляя жизнь Алисе и папе. Но чем дальше, тем яснее я начинаю видеть ваши лица, и в моем сердце становится все печальнее.
Я прошу Вас, разрешите мне поговорить с Вами. Вспоминая строгое и какое-то особенное лицо лорда Бенедикта в последний миг расставания, я не смею обратиться к нему с просьбой о встрече. Его величавость – не поймите меня дурно, я уверена, что она – отражение его души, а вовсе не внешний фасон, – меня сковывает. Я не смею обратиться к нему и не могу себе представить, как обнажить перед ним язвы сердца.
Я попрошу Алису передать Вам это письмо, но никогда не решусь переступить порог того дома, где сейчас живете Вы, потому что это дом лорда Бенедикта. И я не смею просить Вас приехать ко мне. Не откажите мне в просьбе выйти завтра в три часа в Т-рсо-сквер и поговорить со мною. Примите самые искренние уверения в полном уважении к Вам.
Это письмо стоило Дженни многих скорбных размышлений. Гордая девушка не хотела, как ей казалось, поддаваться слабости, и только ее незаурядный ум помог ей признать свои ошибки и упомянуть о них в письме.
Окончив письмо, Дженни вздохнула с облегчением. Она, по крайней мере, перешла некий Рубикон. Ей казалось, что она захлопнула в своей душе дверь какого-то чулана, темного и неприятного, и может не заглядывать туда хотя бы несколько часов. Оставалась еще одна проблема: просить сестру передать письмо. На деле это оказалось для Дженни гораздо труднее, чем она вначале полагала. В сердце своем, смягчившемся во время написания письма, она точно раскрыла объятия Алисе. Но… внезапно Дженни услышала, как сестра разговаривает с отцом, и голос Алисы, полный доброты и ласки, вдруг мгновенно напомнил ей недавнюю сцену у балкона, ожившую до боли четко и ясно. Потрясенная вспомнившимися ей словами Алисы, Дженни первым делом бросилась к письму, чтобы разорвать его в клочья.
Но вместо этого она закрыла лицо руками и горько, по-детски зарыдала.
Дженни, гордая Дженни, так много мнившая о своей красоте! Дженни, оберегавшая свое лицо от малейшего дуновения ветерка, не уронившая и слезинки, чтобы не испортить кожу, – Дженни рыдала, забыв обо всем, кроме глубокой горечи на сердце. Чьи-то нежные руки обняли ее. Чьи-то горячие губы целовали ей руки. Чье-то дыхание согревало ее, проникая в самое сердце, точно вытаскивая оттуда занозу.
– Дженни, сестра, любимая моя, дорогая. Прости меня, я ведь такая глупая, ты это знаешь, прости, родная. Я не сумела донести до тебя свою мысль так, чтобы ты, такая умная, поняла бы меня.
Слезы сестры, такие необычные и вызванные ею, совсем уничтожили бедную Алису. Она готова