– Кто тебя предупредил? – простодушно спросила Настя.
– А черный ворон в лесу. Ходил я ноне с утра за дровами. Смотрю, сидит на дубу: «Ка-рр! Придут к тебе Настя с Пашкой в гости, смотри не обижай их».
– Чего болтовню его слушать! Давайте опись составлять, – сказал раздраженно Пашка.
Настя вынула из портфеля протокольную книжечку.
– Где твое ружье? – спросил Пашка.
– Продал.
– Не ври. Спрятал, наверное?
– Ищите.
Пашка Воронин разогнулся во весь свой длиннющий рост, посмотрел на печь, пошарил за трубой, потом вышел в сени.
– Возьми лестницу, на чердак слазь! – сказала ему Настя.
– Чего там лестницу! У него не чердак, а шесток. Рукой достанешь.
Воронин и в самом деле приподнялся на цыпочках, вытягивая шею, как журавель.
– Ты смотри, избу не развали, жираф! – сказал Фомич. – Не то придется тебе новый сруб ставить.
– Я б те срубил клетку, как для обезьяны. Да в зверинец бы тебя, лодыря, отправил.
Фомич вдруг вспомнил, как Пашкин брат Воронок так же вот шнырял по лизунинской избе после бегства хозяина. Накануне Воронок приказал Фомичу вписать Нестеру Лизунину в твердое задание один центнер семян моркови: «И чтоб в двадцать четыре часа рассчитался!» Воронок был председателем сельсовета. Его указ – закон для секретаря. Фомич и вписал. А к вечеру зашел Нестер: «Федор, ты знаешь, на сколько хватит этих семян моркови?» – «На сколько?» – «На весь район!.. Где ж я столько возьму?» Тогда-то Фомич и выдал отпускную Нестеру Лизунину, а ночью тот смылся со всей семьей.
Фомич смотрел теперь на Пашку, а в глазах у него стоял старший Воронок тех дней. «И что за порода нахальная такая! Хлебом их не корми. Дай только покомандовать. Или что отобрать. И ведь с лица совсем не схожие – один рыжий, долговязый, с длинной лошадиной мордой, второй коренаст, черен был в молодости, как жук навозный. А хватка у обоих мертвая. Видать, в отца пошли… Того все по этапам гоняли – первый вор был в округе…»
Пашка спрыгнул со стены, отряхнул рукава от пыли.
– Ну, что там? – спросила Настя.
– Глина да пыль. У него там и мякины-то нет. Сожрал, что ли?
– Домовому скормил. Он у меня цельный год на одной мякине сидит. Трактористы опять дружно, как по команде, засмеялись.
– Где добро-то храните? – спросила Настя Авдотью.
– Да рази ты не видишь? У меня его, добра-то, навалом. Что на печи, что на кровати, – ответил опять Фомич.
– Ты не валяй дурака. Где сундук?
– Под кроватью.
Пашка вытащил из-под кровати зеленый, окованный полосовым железом сундук – Авдотьино приданое.
– Смотри! – сказал он Насте, а сам деликатно отошел к столу и подсел к трактористам.
Настя откинула крышку, и вдруг Фомич заметил среди старого тряпья Дунин кошелек с шишечками. «Мать ты моя родная! Там же козья выручка – три сотни рублей! Все богатство». У Фомича дух захватило, когда он увидел, что Настя цопнула кошелек и открыла шишечки. Первая мысль