– Нищий, но крепкий духом? – слегка улыбнувшись, спросила Елизавета.
– Где там! Нет, Елизавета, я вышел сломленным. Я достиг самого дна, на какое может упасть человек. Моя мать умерла, хлопоча о нашем освобождении. Отец публично отрекся от своей веры и убеждений, заявил, что наша вера оказалась чумой для королевства. Эти слова вгрызлись мне в душу. Никогда я не испытывал такого стыда. Я понимал, во имя чего унижался отец. Он до последнего не верил, что его казнят, но все равно не избежал участи предателя и вероотступника. Да хранит Господь его душу, но своей смертью он еще более опозорил всех нас.
– Кажется, твоего брата Джона выпустили первым? – осторожно спросила Елизавета.
– Да… умирать. Джон, мой любимый брат. В Тауэре он заболел и угасал на моих глазах, а я не знал, чем ему помочь. Я требовал лекаря, а мне с усмешкой советовали молиться. Потом его действительно выпустили. Сестра забрала Джона, но у нее он прожил совсем недолго. Ему было всего двадцать четыре года, а я не смог его спасти. Я оказался плохим сыном и братом, последователем отца-отступника. Вот таким я по милости королевы Марии вышел из Тауэра. Я даже не слишком радовался, что уцелел.
Елизавета ждала продолжения.
– Мне было некуда отправиться, кроме как в Норфолк, в Стэнфилд-холл, к мачехе Эми, – с возрастающей горечью в голосе продолжал Роберт. – Наша семья потеряла все: лондонский дом, обширные поместья, дворец, именуемый Сионом, где прежде было аббатство. Всего этого мы лишились. У бедной Эми отобрали даже ее жалкий домишко в Сайдерстоуне. – Он невесело рассмеялся. – Королева Мария вернула в Сион монахинь. Представляешь? Мой дом вновь сделался монастырем, в нашем большом зале они распевали «Te Deum».
– Надеюсь, семья Эми встретила тебя радушно? – спросила Елизавета, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.
– С подобным радушием меня встретили бы везде. Я был желанным гостем, когда входил в число первых лиц королевства. А кому нужен безденежный оборванец, еще не оправившийся после тюремного тифа? – невольно морщась, ответил Роберт. – Мачеха Эми заявила, что я соблазнил единственную дочь Джона Робсарта, погубил все его надежды и что она мне этого не простит. Эта особа обвиняла меня в смерти отца Эми, у которого от переживаний за дочь не выдержало сердце. Этого ее мачеха тоже не могла мне простить. Она забыла все мои щедрые подарки. Мне приходилось буквально выпрашивать у нее каждый пенс на карманные расходы. Однажды мне нужно было съездить в Лондон, на важную встречу. Когда я вернулся, мачеха Эми накинулась на меня с бранью, грозилась, что вышвырнет меня из дома, в чем стою.
– Что за встреча? – встрепенулась Елизавета. – Разве ты не имел права навестить своих друзей?
Он снова пожал плечами и ответил почти шепотом:
– Друзей у меня к тому времени почти не осталось. А встреча касалась возведения тебя