В последние месяцы Боэмунд стал ко всем подозрительным, скрытным, злым и враждебным, не подпуская к себе никого близко, если рядом не было Бьёрна де Бриана. Лишь ему он доверял и полагался на него. Дошло до того, что часто меняя дома, где останавливался, Боэмунд спал не раздеваясь, не снимая кольчуги, не выпуская из рук обнажённого меча. А рядом, на полу у кровати, так же во всеоружии, должен был постоянно бдить Бьёрн. Он не принимал пищу и не пил ничего, в местах где они останавливались, предпочитая покупать съестные припасы в дороге у поселян. Боэмунд издёргался сам, и издёргал этим всех своих окружающих.
Торопясь, уже в сентябре 1085 года, Рожер Борса и Сишельгаита, собрали в Салерно графов и баронов Апулии и Калабрии, где те принесли присягу на верность новому герцогу. Вернее, подтвердили данную ранее, ещё в 1073 году присягу, которую они давали во время «опасной болезни» Роберта Гвискара.
Но принесли её не все. К Боэмунду, во главе своих рыцарей, прибыл всегда недовольный, всегда готовый восстать Готфрид де Конверсано.
– Я иду за тобой, Боэмунд! – просто сказал он, и Боэмунд осторожно приблизился и пожал своему двоюродному брату руку.
С Амико Джовинаццо пришли остатки армии из Греции, те, кому посчастливилось уцелеть.
К неудовольствию Сишельгаиты и Рожера Борсы, но под давлением баронов, был выпущен на свободу из долгого и мрачного заточения Герман Отвиль[4]. После долгих лет проведённых в темнице, он, тихий и усмирённый, всё-таки не пожелал спокойно сидеть в своих Каннах, и присоединился к Боэмунду.
Припёрся и униженный Маркус Бриан.
– Я не в чести у молодого герцога… Ему не нужны слуги, которые ревностно и преданно, долгие годы, служили его отцу. Там сейчас в почёте молодые… А меня выгнали как собаку, отобрав всё…
Роберт Готский и Гумфрид де Монтегю, носились по окрестностям, вербуя для Боэмунда воинов.
Хакон Немой, чудом выживший в морской битве под Диррахием, отправился на Сицилию, просить у старого Гвилима Спайка лучников, для армии Боэмунда.
Выказал ему свою поддержку и князь Капуи Жордан Дренго, желавший не упустить возможности посеять вражду и смуту в рядах своих сильнейших соперников.
Так постепенно, Боэмунд собирал силы, готовясь кинуть вызов своему единокровному брату Рожеру Борсе, и своей злобной мачехе Сишельгаите.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
– Сарацины предлагают отпустить всех захваченных ими христианских невольников, томящихся у них в плену. Даже монахинь из Рока-д'Асино. Лишь бы только мы ушли от Сиракуз.
Рожер поморщился и отмахнулся.
Захват территории, этого крупного и богатого города, представляло большую ценность, чем порченные девки, пусть даже представительницы знатных лангобардских и нормандских родов.
Ожесточение с обеих сторон, достигло своего пика, город отчаянно сопротивлялся, ежедневно нормандцы теряли множество воинов под его стенами, но Рожер не собирался отступать.
– Дожмём